<< Еловый лес
Посещение ельника не помогло Шургату набить желудок. Это его огорчило и заставило быть более внимательным. Глупые неудачи случаются всегда, никто от них не застрахован. По крайней мере, можно верить в то, что раз сейчас тебе плохо, вскоре что-то изменится к лучшему.
В жизни Шургата это правило работало далеко не всегда. Нет, оно, конечно, срабатывало, но чаще всего в противоположную сторону. Любой момент его радости мог окончиться оглушительным ударом судьбы. И ничего Шургат не мог с этим поделать. Есть ли в этом мире такие боги, которые могут даровать ему безграничную удачу в его делах? Вряд ли.
Шургат напал на звериный след и долго шел по нему, почти прижавшись носом к земле. Запах принадлежал, скорее всего, белке. Он, конечно, волчок ловкий, но поймать такую зверушку сможет только будучи на земле. Белке достаточно вскочить на ветку, чтобы спастись от него. Правда, пусть взбирается на ветку повыше: кто знает, вдруг лихой Шургат достанет зазевавшуюся зверушку в прыжке?
Однако след вывел Шургата на чистое поле, где вскоре потерялся среди травы, по которой, видимо, недавно проходили крупные копытные. Волк облизнулся. Он не отказался бы от крупной добычи, но на серьёзного зверя лучше ходить хотя бы вдвоем, чтобы запутать его и не получить копытом по черепу. За свой череп Шургат переживал значительно, понимая, что в его черепной коробке ютится огонёк поярче, чем у многих его знакомых. Эгоистичное утверждение, но Шургат всегда считал так и никто, никто не смог бы переубедить его. Сиротливо побродив по полю, Шургат обнаружил несколько беличьих шерстинок, но саму белку так и не нашёл. Что же, по крайней мере, он пытался. Она определенно пробегала здесь недавно, но её следы ловко замело топтавшееся здесь копытное.
Подувший ветер ожег бока Шургата холодом, и он сгорбился, втянул голову в плечи. "Мне нужно найти еду", - подумал он, без особой надежды принюхиваясь. Нет. Всё же, ничего.
"А кто-то сейчас сидит сытый и довольный", - со злостью подумал Шургат, вспоминая холеные морды братьев. "Ну ничего, будет и у меня праздник получше вашего. Вы ещё все увидите меня, настоящего, могущественного и великого. И каждый из вас будет считаться со мной. И каждый назовёт меня уникальным, удивительным, неповторимым".
Шургат рванул лапой землю. У него получилось довольно сильно, и клок травы вместе с землей откатился в сторону. Удивленно взглянув на содеянное, он горько сплюнул и пошёл прочь от этих мест, где ему не светила удача.
"А может, всё-таки стоило выследить стадо?" - неожиданно подумал Шургат. "Если бы я в одиночку притащил домой огромного лося или оленя, отец бы точно обратил на меня внимание".
Подумав, он скривился. "Нет. Скорее кто-нибудь принёс бы домой меня с пробитой черепушкой. И все они затянули бы своё противное "я так и знал, что он сломается, не выживет". Как будто каждый день они не пугаются моего агрессивного вида".
На всякий случай Шургат пометил границы земель. По крайней мере, хоть какая-то польза от его идиотских прогулок будет.
>> Хмурый склон

Из Еловый лес
Волк ускорился, как только облизался окончательно. Филин - существо вкусное, но такое, с какого-то взгляда очень даже противное. Много перьев, много всего лишнего, чего не хочется видеть в своей добыче ну вот совсем. Разгрызая его, целиком оказываешься в птичьей вони, а, помимо больших, самых безвредных и красивых перьев, рано или поздно ты окажешься и в пуху. Чем более умелый охотник, тем лучше ему удаётся избежать встречи с этой мерзостью, но Баахи не особо хорошо далось это сегодня: зубоскалу пришлось и правда медлить, чтобы перестать быть похожим на пернатого карателя холмов.
Тем самым временем он сам достиг, соответственно, холмов. Обдуваемое пространство, вольное, как всякий зверь, придавало бодрости: тут бегом можно было разойтись достаточно, чтобы любая сонливость пропала из каждой мышцы. Тяжело, грузно, но по-подростковому резво Баахи рассекал ветер, который нёсся ему в ответ, прямиком в морду. Поначалу подобное было только весело: всю шерсть обдувало, и, если какой-то пух и остался на его морде, то сейчас его уже не стало. После это несколько надоело, а под конец и вовсе стало раздражать ровно до тех пор, как ветер не принёс будоражащий охотничьи жилки запах. Баахи голодным уже особо не был, ну, разве что ровно на ещё одну грудку филина, но уж далеко не на целого овцебыка, запах которого зубоскал учуял.
Волк замедлился, когда запах стал сильным. Баахи ещё не слышал травоядного, но был невероятно рад и удивлён одновременно удаче, которая могла раскинуться сейчас перед его лапами. Благодаря ветру, который нёс всё на него, а не от, целый, наверняка большой и очень сытный овцебык попросту не чувствовал его приближаения, и вся ситуация была от и до под контролем нашего героя.
Не прошло много времени, когда Баахи всё-таки увидел того самого овцебыка. Это было животное немного меньше, чем он себе представлял, и оно было одно: по-видимому, какой-то молодой копытный отбился от своего стада или же попросту ростом не вышел, благодаря чему и чему-то ещё был позабыт, оставлен или не замечен своими сородичами. «Вот она... Разница между стадом и стаей.» Баахи пригнулся около пригорка. В глазах его горело достаточно азарта, чтобы завалить быка и побольше, а нутро трепещало так, как при первой своей ловле мышки или чего-то там, не суть, что первым и было. Зубоскал был наслышан о техниках, какие стоит использовать при одиночной охоте на такое большое существо, но ни разу не проворачивал ничего подобного один, без хотя бы одного помощника. Это было чем-то довольно важным для него самого.
Выбрав момент, в который животное отвернулось от него и встало спиной, Баахи резким движением лап сорвался со своего места, уже пригретого за время ожидания, и метнулся вверх, прыжком чуть ли не по крупу добычи, взбираясь на косматую спину овцебыка. Копытное не заставило ждать от себя какой-то реакции, но огромной удачей Баахи успел сомкнуть челюсти на шее животного. К сожалению, цапанул он слишком близко к холке, и драть горло при таком хвате было невозможно. Овцебык всеми силами пытался скинуть Баахи, и близок был момент, волк знал это, когда жертва станет убийцей сама и просто перекатится через спину, раздавив при этом горе-волка. Однако животное, молодое по телу и, видимо, уму, в панике допустило секундное промедление, которым Баахи и воспользовался, чтобы сменить хват. После этого дело оставалось за вполне естественным, но довольно тяжёлым: разжевать горло овцебыку было труднее, чем перекусить пополам Филина, да и не захлебнуться при этом было сложнее.
И без того пёстрый волк не смог решить вопрос лучше, как чутка оттянуть убитое копытное к ближайшему кусту и, ломая его ветви давлением лап, немного прикрыть тело, чтобы не собрать за время поисков Шургата тут падальщиков. Как ни верти, его следовало поскорее найти и привести помогать тащить еду домой. Все непременно должны были оценить его ловлю, и это только подгоняло скорее найти брата, чей запах уходил куда-то немного дальше, но становился свежее и свежее. Баахи чувствовал его метки. На каком-то подсознательном уровне ему это не нравилось, но от мысленно был рад, что брат соблюдает территории в нужном состоянии.
На Хмурый склон

Отредактировано Баахи (16.10.2017 16:13:04)

День 1-ый
Начало

  Вовсю разгорался день, и Плато, скинув полог ушедшей ночи, постепенно являло себя во всей красе: росой в лучах поблёскивало разнотравье, колыхалось на осторожном ветру вместе с кронами деревьев, что кольями в одиночестве вырывались из-под всё ещё прохладной земли; небо и облака, вихрящиеся по его глади, как олени - по полю, и Солнце; невыносимо яркий огонь, огонь, чей удел - править балом на этом Плато, являя взору детей Леса всё до малейшей детали. Цветы на лугу в честь него воздевают бутоны, всякая дневная тварь вылезает из тени, и тепло бдящей Звезды дарует жизнь, радость, надежду...
  А если приглядеться?
  Вон там, в траве... моль сослепу угодила в паутину, где бесшумный ловец тотчас же сворачивает её в кокон - там это насекомое, неудачливое, беспечное насекомое будет разлагаться до тех пор, покуда из неё не высосут уже готовое рагу. Неподалёку лисица нашла выводок крольчат, и теперь их истошный писк по праву дополняет картину прекрасного утра. В небесах ястреб пронзил когтями куропатку - кровь обрызгала ветви ближайшего дерева. Под лапами копошатся муравьи, откусывая головы конкурентам и воруя их личинок, чтобы впоследствии сделать тех своими рабами. Опарыш, глодающий чьи-то останки, паразитирующий на трухлявом стволе гриб, черви в желудки полевой мыши, медленно, но верно высасывающие из неё силы...
  Всего лишь на паре метров земли... оно везде. Жизнь соседствует со смертью, радость - с болью, а надежду сопровождает ужас перед каждым шорохом. Как есть - мир. И Солнце - недостижимая богиня, идеал - равнодушно смотрит на эту жестокую игру оттуда, с высоты; безжалостное, двуличное Солнце.
  "Так надо," - наверное, самое лучшее оправдание для всего, что делалось, делается и будет делаться на Земле, что пропитана одним лишь безграничным стремлением, куда раз за разом, мечта за мечтой сводится любое, даже самое, казалось бы, чистое и искреннее желание, - стремлением выжить.
***
  Лань.
  Сильные мышцы буграми перекатываются под шкурой, меченной пятнами цвета молока. Лёгкие, точно кузнечные мехи, вгоняют и выталкивают воздух через широко раскрытые ноздри. Глаза, в которых своим собственным, неповторимым оттенком отражён весь этот мир, вращаются в орбитах и ежесекундно обрабатывают колоссальное количество информации. Мощное сердце бьёт по рёбрам в ритме древней языческой мелодии, сыгранной на бубнах.
  У лани жестковатая шерсть, пушистый хвост, длинные ноги и красивые уши. У лани - история, чувства, эмоции, желания и, быть может, даже амбиции. Лань никогда всерьёз не задумывалась о возможности своей смерти. Лань никогда не испытывала, каково это - умирать. Заслуживает ли лань жизни?..
 
  Челюсти Игринта смыкаются на её шее, превращая вопль в неразборчивый хрип. Он не стал дожидаться, пока в полной мере нагонит добычу: оказавшись вровень с крупом, волк совершил резкий, признаться, даже малость рисковый выпад вперёд и умудрился вцепиться лани прямиком в горло; при этом, правда, пришлось пожертвовать устойчивостью - поэтому сразу за броском передние лапы Игринта подкосились, и он, утягивая за собой самку, с глухим и громким треском рухнул на землю. Лань, по-прежнему зажатая в зубах, описала неслабый кульбит над его головой и приземлилась впереди. Хлопок, последовавший вслед за этим, ясно дал понять: её битва проиграна.
  Перед тем, как разжать зубы и уже смертельным укусом разодрать жертве глотку, волк рефлекторно скосил глаза - и столкнулся с её взглядом.
  Отчаяние.

  Заслуживает ли лань жизни?
  В той же мере, в какой её заслуживает сам Игринт. Ведь такова была воля Творца, неправда ли? Чтобы один жил, другой должен умереть. Просто, понятно, знакомо.

  Её мясо было... прекрасным. Мягкое и нежное, оно едва ли не таяло во рту, и волку, обычно не столь рьяно охотившемуся именно за вкусом дичи, на этот раз стоило некоторого труда оторваться от него. "Вперёд, Нир, хороший день, чтобы заработать себе несварение," - полукровка облизнулся, провёл языком по зубам, убеждаясь, что там ничего не застряло, после чего вновь опустил голову - но не ради очередного кусочка, а для того, чтобы поудобнее вцепиться в загривок лани.
  Ни единая часть твоей добычи не должна пропасть зазря - так его учила кормилица, и Игринт до сих пор неустанно следует этому завету. Завету, который привносит хоть что-то "благородное" в его предназначение убивать и отбирать.
  Посему теперь путь волка лежал в лагерь Дикой Охоты; вот щенки-то обрадуются...
---> Лихолесье

Начало игры

Проснувшись после долгой и отчего-то тревожной ночи, ранним утром, белошкурая матёрая волчица долго бродила по землям стаи, нигде не задерживаясь надолго, пока лапы сами не принесли её в привычные охотничьи угодья на Холмы Ветров. Её можно было сколь угодно считать доброй и ранимой натурой, но хищник оставался хищником, так что пустой желудок сильно понижал степень мягкости волчицы, превращая её в опытного и опасного в своей смертоносности охотника.
Стоило ей оказаться на поросшем густой зелёной травой холме, как в чувствительную слизистую носа тут же ударили запахи потенциальной добычи: где-то недалеко обнаружилась норка пушного зверя. Его можно было поймать для перекуса, но Снежная оставила зверька, сохранив ему жизнь, хотя тот, учуяв волка, скорее всего уже нырнул в укрытие. Может быть, в другой раз.
Клыкастая пасть наполнилась голодной слюной, которая тонкой нитью капнула на землю. Белошкурая пригнулась, медленно переставляя лапы, приближаясь к более желанной дичи, дразнящий запах которой заставил её сосредоточиться на нём. Молоденькая быстроногая, но такая глупенькая в своей наивности лань могла стать как лёгкой добычей, так и обернуться бесполезной изнурительной гонкой закончившейся провалом. Лита не спешила, приближаясь к пасшемуся с подветренной стороны животному, желая оказаться от него в идеальном расстоянии для единственного прыжка.
Красивое в своей грации существо подняло от земли голову, быстро пережёвывая сочные стебельки травы. Не заметило, но насторожилось, замерев лишь на мгновение, прежде чем сорваться с места. Волчица была готова. Она прыгнула первая, успев зацепить ту за ногу в районе бедра, но отскочив тут же, дабы не попасть под острые копыта, вполне способные нанести ей серьёзный ущерб, пустилась в погоню за раненым напуганным травоядным.
Лань устремилась в сторону леса, где вполне могла скрыться от хищника, самке оставалось лишь поймать её до того, как она скроется из виду. Снежная в себе не сомневалась, ведь в скорости Искусным редко кто мог уступить. Поэтому погоней она искренне наслаждалась, перелетая через островки травы, предвкушая награду за приложенные усилия, ибо в этот самый момент последним, о чем думала, матёрая была мораль. Можно сказать, что оной для неё не существовало, ведь это была её жизнь, её сущность, если желаете. Природа, против которой было глупо и нелепо идти, особенно на голодный желудок.
Рваная рана и гонка изнурили добычу, отчего покончить со всем было просто.
Поравнявшись с ней, Лита совершила завершающий муки лани бросок, вцепившись той в глотку. Они остановились, тяжело дыша, но дело уже было почти сделано. Хищнице оставалось лишь сильнее сомкнуть крепкие челюсти, перегрызая тонкие хрящи трахеи, тем самым бесповоротно умертвив добычу. Она отпустила горло уже мёртвой туши, когда та, издав последний хриплый вздох, упала на землю. Церемониться Снежная не собиралась, разрывая клыками шкуру, дабы оторвать кусок вожделенного мяса, однако жадничать Искусная не стала, урвав всего несколько кусков.
Морда её окрасилась кровью, голубые глаза горели холодным торжеством и удовлетворением. Облизнувшись, Лита довольно рухнула в траву, позволив себе расслабиться. Немного погодя она непременно потащит тушу в логово, но пока что, вывалив из пасти розовый язык, матёрая волчица нежилась на теплом солнышке, иногда перекатываясь с одного бока на другой.

Отредактировано Лита (02.11.2017 14:54:23)

Из Лихолесье
Баахи обогнал всех для того, чтобы вести. Зубоскал единственный знал, где именно лежал овцебык, и, как гордый представитель особенно умелых охотников стаи вёл за собой даже самого вожака, чтобы и похвастаться, и приобщить своих родственников и состайников к благому делу по перетаскиванию еды до лагеря. Хотелось поскорее закончить с этим, а то уж больно волнительно было оставлять целого, сочного и вкусненького овцебыка одного, без присмотра.
Когда Баахи дорысил до места, где спрятал добычу, он понял, что совершенно не зря переживал. Его овцебыка уже окружили лисы небольшой группкой, и наш герой успел разобрать часть слов, которыми они перекидывались между собой. Не думая даже медлить, Баахи оказался совсем близко к ним.
- В смы-ысле.., - протянул волк, - Вот это я сейчас не понял... Баахи не считал лис особо серьёзными... Противниками, конкурентами, да вообще кем-либо. Они для него были маленькими и незначительными, поскольку волк довольно чётко разграничивал уровни испытываемого уважения по силе, влиятельности и агрессивности. Впрочем, даже если у этих лис хватило бы наглости проявить агрессию после того, как к ним подошло столько волков, об уважении или серьёзном восприятии не могло бы быть и речи: только полный дурак будет скалить свои лисьи зубки на группу более сильных и организованных хищников.
Несмотря на отсутствие видимой угрозы, Бах набычился. Волк вздыбил свою шкуру, характерно приподнимая загривок лопатками и опуская голову чуть ниже уровня плеч - довольно простое визуальное увеличение размеров, которыми он и так в своём возрасте был хорош, как не все взрослые волки.
- Ты что-то попутал с прелестью.., - продолжил Баахи, глядя на, как было похоже, самую главную морду среди всей этой оравы, - Твой маленький друг дело говорит. Зубоскал подошёл окончательно близко, настолько, только чтобы не стукаться с главным лисом носом от случайности. Примерно самим своим хвостом Баахи чувствовал, что его состайники не далеко и вот-вот подойдут, и, может быть, тогда от количество волков у лис и включиться обратно разум.
Внимательно глядя на морду главного, Баахи искренне не понимал, как он вообще ещё живой при такой наглости: это ведь надо было подойти к огромной туше, помеченной волком, чтобы попытаться её растащить... Всё это вызывало небольшой смешок, как и при первом взгляде, но Баахи не мог унять своё чувство собственничества по отношению к этой добыче, поэтому на более мягкий тон не переходил.
- Совсем что ли инстинктов выжить нет.., - не унимался волк, а заодно с этим начинал немного бубнить, явно осуждая неосмотрительность лис, - Подбирайте давайте хвосты и идите поскорее отсюда, пока вам их долыса не надрали. Зубоскал выпрямился, но взгляда не отвёл с лидера лис. Волку было очень интересно пронаблюдать его реакцию, и он, на самом деле, даже ждал, что лис постарается сдерзить или настоять на своём. Ждал только для того, чтобы залиться искренним хохотом и распихать их своим хвостом из стороны в сторону от овцебыка.

<--- Лихолесье
Марти изредка поглядывал на успешного братца, который так и лучился гордостью. Ничего плохого белый в этом не видел, он понимал, что Баахи молодец и имеет полное право немного задрать нос. Голубоглазый такой техникой не владел, и, даже если бы ему вдруг улыбнулась удача, скорее Цезарь бы испытывал приятные чувства, чем сам потенциальный охотник.
Альма держалась молодцом. Волк видел, что она перестала реагировать на его рассказы и замолчал. Если ей нужно концентрироваться на дороге - пусть, Март и один может полюбоваться окрестными пейзажами.
Немного портили пейзаж лисы, что предприняли дерзкую попытку присвоить часть овцебыка. Овцебыка, которого поймал Баахи. Именно из-за этого уточнения Мартин чувствовал обиду, будто не в план брата внесли неожиданные и неприятные коррективы, а в его собственный. И, наверное, хорошо, что Цезарь и Бах прибыли первыми и задали тон беседе. Это избавляло варга от моральных терзаний на тему того, что он мог предотвратить кровопролитие.
Очевидно, что он не мог.
Снег был мальчиком с особенностями, но всё же и с мозгами, поэтому прекрасно понимал, что его миролюбивый тон только всё испортит. Он благоразумно решил не выступать против слов отца с братом. Только замер, внимательно наблюдая за лисами и Альмой, присутствие которой сразу стало заметно отягощать его.
Особенно, когда один из лисов помчался в ее сторону. Марти как-то не подумал о том, чтобы дать команду волчонку, только напрягся сам и всецело ощутил легший на плечи груз ответственности. Он предупредительно рыкнул и бросился в сторону, пытаясь преградить атакующему путь. Возможно, варг слишком старался не отрывать взгляда от лиса, и поэтому.. запнулся.
Но что-то изменилось.
Самому Снегу секунда показалась вечностью. Он снова ощутил не-себя, думал не своей головой и чувствовал не своим сердцем. Только одна мысль осталась от зубоскала - не трожь Альму. Адреналин, риск, смесь страха и возбуждения - всё это было не его, но чувствовалось очень четко. Голубоглазый попытался напрячься, внушить свою волю другому существу. Попытка отдавалась болью в голове и глобальной усталостью тела, время остановилось, давая плотнее подступить ощущению бессилия.
Чьему ощущению?
Именно из-за этого переярок и запнулся, но успел выровняться. Лис, бежавший в сторону волчонка, покачнулся. Снег не был уверен, что он смог хоть чего-то достичь за время "перехвата", поэтому встал в стойку и осалился. Внешне хищник был готов к ловле лиса, но внутри творилось неладное. Эта его особенность... снова хотелось свернуться калачиком и ни о чем не думать, потому что сложно думать, когда вместо мозгов в голове кора.
Он наблюдал и надеялся на лучший для него исход.

Отредактировано Мартин (14.11.2017 21:55:00)