Хищная сага |
Это твой родственник?
Или этот?
А может быть этот?
Хм..чей это родственник?
Вы видели их?
Нашедшему 6 авторитетов!
|
Вы попали в Хищную Сагу.
Заточите когти, обнажите клыки - вам предстоит схлестнуться за королевство, открыть новые земли и распутать крепкий узел интриг. Соколиное Плато готово предоставить кров тому, кто не побоится пролить кровь своих врагов.
11.01.18. Администрация готовит эпическую кучу глобальных обновлений, дополняет и корректирует мат.часть. Просим отнестись с пониманием ко всем возможным задержкам в работе технической стороны игрового и внеигрового процесса. Заранее спасибо! =)
  Получить плюшку за голосование! 
Сейчас можно стать, кем угодно! Конец лета, становится прохладно, вечереет.         
|
Цезарь Администратор. Занимается всеми делами форума. 
Бикорн Администратор. Обращаться по любым вопросам. 
Ведьма Модератор Курирует квесты, гейм-мастер. 
Даркнесс Модератор. Мастер на все дела. 
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Хищная сага » Горное плато » Оленьи пастбища
Широкая долина расстилается перед подножьем горного плато. Несмотря на северные ветра, олени и лоси очень любят приходить сюда за свежей травой, питающейся водами горных рек. Поговаривают, что некогда со скал спустилась семья белых лис и обосновалась на оленьем пастбище. Однако воочию никто не видел белошкурых проказниц.
Может, они еще прячутся в норах?
Владелец | Ближайшие локации |
Свободно |
Результат охоты
Горная коза
Ловкие и выносливые животные, они способны взобраться по отвесной скале и прожить на скудной растительности горного района.
- начало игры -
Ты смотришь на это. Долго-долго.
И весь мир уходит в одну лишь точку. Странно-странно.
Безрассудное создание, возомнившее себя Богом. Оно стоит к тебе спиною, одною лишь своею спиною и даже не подозревает, как твои невидимые зубы впиваются в его шею. Ты рвешь его тело, рвешь, рвешь!
Тихо-тихо. Как в ночь, перед кончиной. Как за секунду до выстрела. Как в момент последнего вздоха. Она сосредоточена, но и я тоже. Ведьме неизвестно, кто станет его жертвой, но мы точно знаем, что жертвой станет Она. Агония сменяется равнодушием. Равнодушие - страстью, страсть - унынием. Мир становится то приторно-горьким, то приторно-сладким. Всё меняется, остаётся лишь "приторно". Снуют бесноватые разноцветные огни. Замерли в ожидании птицы. За кем ты пришёл, убивец? Чьё тело ты заберешь? Мы отчаянно скрипели эмалью. Шкура наша бела, приметна и чуть только дернешься вперед - к чертям собачьим пристрелит, приметит, обернется, услышит.
Долго-долго.
Странно-странно.
Мы нападем, непременно нападем. Но в последний момент. В момент, когда станет совсем тихо. Да-а, тихо-тихо, чтобы она не узнала, не увидела нас. Мы вспорем ей брюхо. Нет! Мы выгрызем ей ноги. Мы ослепим её, чтобы больше не пришлось ему гулять по лесу. Мы ... Мы? Кто это, мы? Ведьма болезненно, маниакально улыбалась. Кажется, организм бился в огне. Жар расходился буйным напряжением по вискам, стекал к лапам, заставляя кровь бурлить и кипеть от высокой температуры. Взгляд мешался, смутные образы выползали на пустую поляну. Та-а-а-ам, вдали мелькали серые шкуры; их много, но все одинаковы, все, как один похожи, с блестящими, потускневшими янтарными глазами. А та-а-ам, там тенью маячат багровые взгляды; их много, да еще бы!
Тряхнет мордой, будто отгоняя от себя сон и желание распластаться на земле белой кучкой грязного снега. Не время. Нет-нет, нам еще есть для чего держаться на лапах, мы постоим, а вы присаживайтесь, не любим твердо стоящих на лапах.
Всё становится смiшным. Аж до истерики. Мы ухмыляемся.
Она на охоте. Но и мы тоже.
Нам нет разницы, мы не за спасением пришли, а за убийством. Нам рвет голову одна лишь мысль о смерти, не о собственной, нет. Нас заставляют. Нам диктуют условия. Мы лишь следуем непреложному обету, что дали когда-то, убив впервые. Бьётся сердце. Сбивчиво, но настойчиво. Слюна уже каплями стекает по подбородку. И мы мирно прикрываем глаза.
Тихо-тихо.
Странно-странно.
Шагаем вперед. Раз.
Шагаем вперед. Два.
Три, четыре, пять - я убью тебя опять.
Змеится улыбка по морде белошкурой волчицы. Её жертва, аналогично белая, но все еще невинна и чиста, все еще спокойна, здорова и без единого намека на страх. Это несчастное травоядное манило, влекло к себе. Её сладка шея с пульсирующей веной, её мягкое брюхо ... Баст прикрывает глаза, надеясь сохранить самообладание. Нападение не обернется успехом, это очевидно. Нет, только не сейчас. Она ждет, ждет момента, когда все тело будет готово к прыжку, когда сердце отобьет свой ритм в последний раз и настанет момент, когда гнетущая тишина пружиной вытолкнет грузное тело вперед, тем самым расправившись с одной никчемной жизнью ради утоления голода. Смутными образами заполнены разноцветные глаза, едва ли готовы они увидеть перед собою, в опасной близости это создание. Им бы закрыться навечно, избавившись от гнета давления. А дальше что?
Это Я убил тебя.
Я.
И только Я.
Начнем игру.
Ты спала определенно слишком много, все тело ныло от боли, ужасно мучила жажда, а голоса стали навязчивее, сегодня они уж слишком расшалились. Ночь была тяжелой. Бывают такие дни, когда ты спишь и не спишь одновременно, видишь сны, но осознаешь, что творится рядом. Это была одна из тех ночей. Распахиваешь глаза, ощущая, что взмокла от пота, поднимаешься слишком резко, пошатнувшись, едва не наступаешь на хвост братцу. Стараешься балансировать между пестрыми тельцами, чтобы не свалиться на кого-то и не разбудить, выбираешься. Свобода! Жадно глотаешь воздух его. Прохлада сначала приносит чувство облегчения, а затем все меняется, начинаешь мелко дрожать и подумываешь о том, чтобы вновь вернуться и устроиться под боком у матери.
- Холодно, слишком холодно. Хватит, - двигаешься неловко, пошатываясь, тебя лихорадит.
По-хорошему, стоило бы отыскать жреца, объяснить ситуацию, но ты не соображаешь, голова тяжелая. Перед глазами черные точки, голоса продолжают бубнить, не придумываешь ничего лучше, как сорваться с места и бежать, чтобы ветер заглушил их обрывочные фразы, бежишь, чтобы спрятаться ото всех, бежишь, чтобы спастись от себя. Толком и не осознавая, что именно творишь. Это состояние длится уже третий день и становится все хуже, но ты привыкла молчать обо всем, что происходит. Все итак косятся, надо простой уйти, все решат, что ушла охотиться, вопросов не будет.
Даже от непродолжительного бега в боку начинает покалывать, затем резать, а вскоре боль становится невыносимой. Приходится остановиться. Поднимаешь взгляд, осматриваешь местность, не знаешь где ты, хотя все кажется довольно знакомым. Продолжаешь медленно перебирать тощими лапами, оставляя следы во влажной почве и переворачивая листья, создаешь слишком много шума. Птицы взлетают с веток, жаль, что им неизвестно, что перед ними вовсе не хищник.
- Только бы идти, давай, шагай.
Дышишь шумно, вновь становится жарко, а затем пробирает до костей. Солнце кажется слишком тусклым, не понимаешь рассвет сейчас или уже сумерки. Кажется пробежала несколько километров, ушла далеко от дома, но вроде что-то знакомое.
- Запахи? Запах.
Бредешь вперед, опустив низко морду, почти касаясь носом листвы.
- Больно, - выдыхаешь хрипло, не своим голосом, морщишься.
Встряхиваешь головой, останавливаешься, медленно жуешь траву, она ужасно горчит, но на ней еще капельки росы, питает тело, дает немного сил и окрашивает морду в зеленый цвет.
- Тишина? - голоса замолкли, в голове еще пульсировало, но дышать явно стало легче.
Наступил непродолжительный период прояснения, тебе известно, что ненадолго и накатит с новой силой совсем скоро, а пока наслаждаешься передышкой. Выходишь из низких кустов, продолжаешь шагать, поднимаешь морду и замираешь с приподнятой лапой.
Нечто белое и высокое, оно еще плывет перед глазами, а рядом, того же самого цвета, совсем крошечное, что именно ты сообразить не можешь. Принюхиваешься, уповая на то, что это очередной слишком реалистичный сон. Картинка становится четче, надежда не оправдалась, перед тобой волк, а если быть точнее волчиц, гордый представитель своего вида. Зверька ждет гибель, непременно прольется кровь, еще секунда или две, но время замедляется. Ты хочешь крикнуть, спугнуть несчастное животное, броситься в объятия смерти от зубов волчицы вместо него, но стоишь на месте. Как и всегда. Ты либо принимаешь участие в убийстве, либо наблюдаешь за этим, либо бежишь со всех лап, но для последнего слишком устала. Знаешь, как именно это произойдет, представляешь как брызнет кровь и ее запах повиснет в воздухе, картинка крепко засела в голове, пустила корни. Открываешь и закрываешь пасть, подобно рыбе, оказавшийся на берегу. Хочешь бежать, но не в состоянии сдвинуться с места, парализованная страхом. Побег был бы лучшим выходом, как и всегда, скрыться и сделать вид, что ты ничего не видела.
Однако не можешь, лишь неловко пятишься, натыкаясь на острые ветки и создавая шум, привлекая еще больше внимания. Голос разума и инстинкт самосохранения отчаянно вопят, чтобы ты убегала, но сегодня они бессильны.
Отредактировано Эхо (27.10.2017 01:00:40)
Всё было в хаосе, в волнении, в беспокойстве. Каждая клеточка организма боролась за свою жизнь, для чего требовала чьей-то смерти. Очевидный выбор порождается "вживленным" в каждое существо эгоизмом, слабо подкрепленным аргументами, но изрядно приправленным необъяснимыми, мощными чувствами, бороться с которыми не имеет смысла. Все смерти бояться, потому что любят жизнь и так природа велела. Заданный тон собственным мыслям ярко свидетельствовал о наличии толики сомнения в совершаемом, лишь грамм, несчастный грамм, но какой! Совместно с думами мрачнела и морда хищницы. Становясь всё более пасмурным, решительным и, в то же время, туманно загадочным, она больше не являла собой создание на охоте. Это была взрослая рассудительная особь, желавшая наступления конца света вот прямо в эту минуту, в двадцать пять минут одиннадцатого. Эта уверенность подкреплялась напружиненными лапами, едва прижатыми ушами и внезапно вытянувшимся корпусом для прыжка.
Считаем до трёх.
Раз!
Изнывавшее от тоскливого напряжения тело вдруг взбудоражилось, кровь будто бы набирала скорость, словно готовясь фонтаном вырвать через пасть. Взгляд зажегся непривычным, азартным блеском, как будто заветный шар закружился по предательской рулетке. А в голове только: "всё или ничего"
Два!
Стой, куда!? Фальстарт!
Её было не удержать. Ожидание измотало, а терпение с возрастом только угасает, истачивается под бременем жизни. Но, тем не менее, то ли внутреннее чутьё хищника, то ли внешние, от нее независящие обстоятельства (осознание которых придет позднее) позволили ей выбрать правильный момент.
В несколько прыжков Ферзь достигает своей цели, не оставляя той шанса на выживание. Раскрывшаяся пасть, бесноватые глаза встретились с животным страхом смерти, столкнувшись с ним, едва ли не теряя равновесия от набранной скорости и мощного толчка. Челюсти плотно сжимаются в попытке как можно скорее задушить свою жертву, избавить ту от мучительных воспоминаний о всей своей никчемной, нужной лишь в угоду нам жизни. Борясь, любя и ревнуя, Ведьма всем своим естеством желала слиться с этой несчастной, проникнуть в её тело и душу, установить свои, деспотические поряди. Она больше не принадлежит этому миру, она навечно должна остаться во мне. Болезненный шепот смешивался с хрипами жертвы - всё это мешало трезво оценивать обстановку. Убийство сравнимо с экстазом и эйфорией. Убивший раз не может остановиться; у него нет шанса на нормальную жизнь, он больше не имеет на неё права. И боль, и злость, и волчьи слезы от напряжения. Колорит чувств не передаст бумага и неумелый мастер, но я верю, я свято верю в силу эмпатии.
Так ощути же то, что чувствуем мы!
Слабое сопротивление приравнивается к легкой победе, но животный мир полон тайны и сюрпризов. Едва только "пташка" перестала биться и скрести копытцами землю, как тут же в нос Ведьмы ударил запах чужого. Чуть прикрытые глаза резко распахнулись, высвобождая наружу негодование. Еще не оправившееся от вибрирующего чувства в области живота, белошкурая уже готова была ощутить это еще раз.
Разжав пасть, выпуская уже отяжелевшее тело, Баст медленно разворачивает корпус к источнику столь дивного аромата. Едва окропленная кровью морда готова была изогнуться в оскале, но вместо этого легкая улыбка зазмеилась, удобно растянувшись на губах.
Сука. Тихо констатировал видовую и половую принадлежность мозг, пока еще не примешивая её собственное отношение к Ордену Света. Однако стая законы стаи велели ей держать подальше от всех собак, но
Но её личное не давало ей права взбираться по иерархии, не давало возможности быть единой с теми, кого стоило бы считать своими создателями, своей семьей.
Она внимательно взглянула в глаза той, что истончала страх. А страх к врагу уничтожает и злобу к нему.
— Приветствую тебя, заблудшая душа, - Ведьма прикрыла глаза на миг, а распахнула их вновь уже с совершенно иным выражением морды: усталым, от части скованным, но в то же время добродушным и спокойным.
— От жадности меня отучили, - мягко начала разноглазая, несколько отступая назад от убитой козы, - однако стая не велит мне вести беседы с незнакомцами. Сделав акцент на последнем слове, Баст едва дернула бровью, при этом непосредственно кивнув в сторону добычи, намекая на готовность к разделению пищи.
Те чувства, что ты испытала, когда белая подняла взгляд, тяжело передать, уши твои прижаты, сама же сжалась и стараешься исчезнуть, слиться с миром вокруг, а сердце бешено колотится в груди. Тук-тук-тук. Волнами от тебя исходит страх, такой, что не заметить его просто невозможно. Но она, она почему-то не кинулась, чтобы растерзать, даже исчезла та агрессия, ненависть и злость, какая была вовремя охоты, жажда крови испарилась. Вместо нее появилась улыбка, какая-то странная, пугающая, так что твое тощее тельце вздрогнуло. Позади что-то хрустнуло и с шумом поднялось в небо. Слишком напряженная, испуганная, не осознавая что творится, ты ринулась от спасительной тропки, развернулась спиной к белоснежной волчице с окровавленной мордой, сделав именно то, что тебя несколько лет учили не делать, стать спиной к врагу, значит подписать себе смертный приговор. Ты проводила взглядом птицу, что так напугала и поставила тебя в ужасное положение, задние лапы дрожали. Различаешь голос незнакомки.
— Приветствую тебя, заблудшая душа, - ты поворачиваешься к ней, оказавшись непозволительно близко, смотришь вниз, на ее лапы и мертвого зверька, в животе неподобающе громко урчит, так что ты уверенна, что и незнакомка это услышала.
- Черт, Эхо, думать в такой момент о еде, ну, нельзя же так. Что же это такое, - однако голос белоснежной не звучит свирепо, ты неуверенно поднимаешь взгляд. На ее морде бродит нечто вроде улыбки даже добрый, вздыхаешь шумно, переминаешься с лапы на лапу, хвост опущен и чуть-чуть двигается влево и вправо, подарок от предков. Выглядишь как пес, которого отчитал хозяин, слишком покорно, но с опаской, не зная чего ожидать и стараясь загладить таким образом свою вину. Ты не понимаешь, что творится в ее голове, но откуда-то появляется уверенность, что она не тронет.
— От жадности меня отучили, - ты вновь опускаешь взгляд на тушку, есть ужасно хочется, хорошо было бы съесть пару кусочков, не хотелось бы, чтобы незнакомца видела, как именно употребляешь пищу и что за этим следует, не хотелось доверяться первому встречному. Тут дело было даже не в гордости, все-таки ты жила по принципу:"дают - бери, расплатишься потом", но чувствовала, что есть какой-то подвох. Но голод, усталость, ужасное самочувствие, как еще быть. Лучше играть по ее правилам, чем противиться, возможно, это сохранит тебе жизнь.
- однако стая не велит мне вести беседы с незнакомцами.
Намек был слишком прозрачен, ты отрываешь взгляд от тушки, поднимаешь его на волчицу и произносишь.
- Эхо, спасибо. Почему? - элементарные правила вежливости, речь как всегда немного странная, голос звучит хрипловато от долгого молчания.
Ты всегда говоришь с незнакомцами отдельными словами, но не фразами, да и привыкла делать и слушать, но не говорить.
Устало садишься, подтягивая искалеченную лапу к себе, все еще немного трясешься от страха, мнешься и медлишь, но не считаешь возможным сразу приступить к еде, поглядываешь на волчицу, которая выглядит так, словно ты ее состайник, столь же спокойна и расслаблена, как и среди своих, хотя чего бояться инвалида. Время тянется слишком медленно, а твой страх нарастает. Как всегда излишне драматизируешь, уже представляешь, что она с тобой сделает и каким способом. Ты понимаешь, что она дала добро и можешь приступить, но не решаешься. Это было бы крайне не воспитано, пожалуй, тебя останавливало лишь то, что волчица могла оскалиться и кинуться в ту же минуту на тебя, перегрызть горло. Едва ли столь прекрасному созданию природы это бы доставило проблем. Но ведь все же между орденом и стаями был провозглашен нейтралитет.
Это немного успокаивало, но беда была в том, что если бы она и убила тебя, то вряд ли бы кто-то что-то заподозрил. В Ордене о тебе хоть и заботились, но кроме своей семьи, ты никому не была нужна. Вновь переступаешь с лапы на лапу, немного отходишь. Задаешь еще один вопрос, слишком неуверенно, но жаждешь расставить все точки на "и".
- Не убьете? - покорно опускаешь голову и направляешь взгляд в землю, ожидая ответа.
Ведьма не была уверена ни в себе, ни в этом скромном (относительно ее размеров) создании. С каждым месяцем держать перед собой ответ становится всё сложнее, мотивы для бесплодных убийств разрастались, приступы и провалы учащались. Нет ни единой гарантии, что за время, проведенное в обществе этой самки, не дрогнет разум, не затянутся мглою веки и не выйдет зверь на свет. А между тем наслаждение от милостыни есть наслаждение надменное и безнравственное, наслаждение богача своим богатством, властию и сравнением своего значения с значением нищего. Милостыня развращает и дающего, и берущего и, сверх того, не достигает цели, потому что только усиливает нищенство.* Подаяниями белошкурая не занималась, к собакам относилась ровно так, как были бы они равными ею по виду, мышлению и традициям. Но нечто неопределенное, от части граничащее с жалостью, но никогда не переступавшее черту между уважением и жалостью, толкало разноглазую на духовную улыбку, светлый взгляд и имитацию чистого сердца. Не все могут выжить с помощью тела; чья-то мозговая активность куда важнее.
Сверкнув глазами, Ведьма безмолвно кивнула, едва заслышав имя этой особы. «Эхо, значит.» Представляться в ответ белая не торопилась. Да и мыслей на этот счет не возникало. К тому же, её душа за последние дни так истосковалась, измучилась и истаскалась, что поневоле требовала покоя, граничившего с безразличием.
— Я – не стая, мне незачем это знать, - дернув плечами в знак некоторого недоумения, разноглазая зевнула во всю свою акулью пасть, при этом не забыв при этом сладко причмокнуть. Сон требовательно барабанил в двери черепной коробки, напоминая о себе едва заметной тяжестью в лапах. Никакая светская беседа, никакое чувство голода не могло усмирить его нрава, его безудержной гордыни. Он жаждал погрузить тело и разум во мрак, насладиться темнотой и безмятежностью, одурманенными снами и реальностью, что растворяется с первыми прорезями света. Но всё это меркло на фоне довольно-таки жалкой картины, разворачивающейся перед Ведьмой. Несчастная, с подбитой лапой, испуганная увиденным минуты назад или же потрясенная тем, что происходит сейчас, Эхо постепенно начинала лепить, будто из глины, свой образ в долгосрочной памяти волчицы. Такой она ее и запомнит: усталой, напуганной до содрогания костей, безрассудной и смелой, слепо верящей незнакомцам или попросту идущей на поводу первичных потребностей. Это ли не жизнь, это ли не дикая природа.
На вопрос Эхо волчица сомнительно улыбнулась, слегка прищуривая глаза и приоткрывая пасть:
— Я уже, - и туманно фыркнув, сделала несколько шагов в сторону свежего трупа, едва сравнявшись плечом к плечу с голубоглазой. Церемониться Ведьма более не собиралась. Добыча целиком и полностью принадлежала хозяину; его право им распоряжаться. То ли внутреннее чутье помогло Эхо выбрать правильную стратегию поведения, то ли попросту инстинкты работали так, как то было необходимо, но тронь Эхо жертву вперед убийцы и беды было бы не миновать.
Опершись лапой на бедро козы, Баст вгрызлась в пузо оной, прогрызая себе путь к самой вкусной части - печени. Оторвав внушительных размеров кусок, она легко перешагнула через тело, давая возможность и собаке отведать улов. Теперь уже с обратной стороны, разноглазая продолжала свою трапезу, однако не забывая о равном делении травоядного между случайными знакомыми.
Вскоре белошкурая уже без особого энтузиазма заглатывала куски, всё больше замирая, дабы слизнуть с морды кровь.
Как-то тебя в этот момент совсем не смутило, что белоснежная волчица, предпочитала сохранить свое имя в тайне. На данный момент элементарное нарушение правил вежливости тебя беспокоило в последнюю очередь. Волчица выглядела сонной, когда ты подняла ненароком взгляд, чтобы вновь проверить ходы отступления и выстроить в голове карту местности, обдумать план побега. Каждая секунда давала тебе время оценить ситуацию, сердце все еще бешено билось, но разум медленно возвращался, рисуя ходы отступления. Никогда и никому не доверять. А когда уж здоровая волчица зевнула во всю пасть, обнажив ряд зубов, ты шумно сглотнула слюну, приподняв переднюю лапу. Было в этом что-то дикое, напоминающее об опасности, взывающее к первородному инстинкту. Окровавленная морда, клыки, способные с легкостью вскрыть врага или жертву, убить в один момент. Сейчас ты ощущала себя оленем в западне, но вовсе не хищником.
— Я уже, - она двинулась на тебя, к тебе, все ближе и ближе, ты отступаешь назад ровно на шаг, поэтому ощущаешь лишь легкое прикосновение шерсти волчицы и исходящий от нее запах смерти. Она вгрызается в мягкую тушку, еще не успевшую окоченеть, но глаза жертвы широко распахнуты, тебе даже показалось, что зверек вздрогнул. Самка берет лучшие куски, ты не возражаешь, просто зажмуриваешься, стараешься думать о чем-то приятном, но кровь хлюпает, ты слышишь, как ломаются кости зверька, раскрываешь глаза, когда шум стихает. Подходишь медленно к бедной зверушке, которой сегодня не повезло, лучше бы она осталась в безопасном месте, тобой овладевает какое-то странное чувство, все вновь как в тумане, голоса шепчут и даже заглушают страх перед свирепым зверем, что мирно развалился рядом с тобой, буквально в двух шагах. Касаешься розовым носом лба зверка. Его морда, если не считать предсмертного хрипа и широко распахнутых глаз осталась прежней, а там, там под грудью, тебе не хочется думать.
Шепчешь на ухо зверьку. Тихо-тихо.
-Прости, спасибо, - облизываешь по-матерински лоб травоядного, а затем подходишь сбоку, к тому месту, где уже отсутствует большая часть тушки, опускаешь морду с самым скорбным видом и откусываешь. Один кусочек, затем другой, ешь медленно, совсем понемногу, а затем хоть немного набив желудок, отходишь. Причем сохраняешь такой вид, словно, ела своего сородича, а не травоядного. В нос бьет тошнотворный запах крови, вытираешь морду о листву. Садишься с другой стороны от тушки и все еще буравишь взглядом зверька.
- Зря я так, - произносишь как-то неосознанно, вздрагиваешь от собственного голоса, страх накатывает вновь. Волчица все это время была рядом, ты не знаешь, как она поступит дальше, даже спрашивать не хочется. От слова совсем.
Надо бы что-то спросить, что-то узнать, вырывается нечто помимо твоей воли.
- Я знаю, как тебе больно, - даже голос совсем не твой, а затем жуткий приступ боли, ты наклоняешь морду, утыкаешься носом в листву, поскуливаешь, когтями взрываешь землю, накатывает тошнота, резко отходишь подальше, на несколько метров от волчицы, оставляя часть обеда в кустах. Поворачиваешь морду и замученным взглядом смотришь на самку. Она не собирается тебе вредить, страх проходит, но и уходить нельзя просто так.
- могу помочь? - выдавливаешь опять довольно тихо, но голос уже не звучит так хрипло, хотя вновь морщишься от боли. Глядишь мимо нее и ожидаешь ответа.
Трудно дышится убогим. Нам же - еще xуже. Тряxнула косматой мордой. Вместе с накатившей усталостью, безжалостным образом сброшенной на землю, полетела и вечно грызущая Ферзя совесть. Вот так. Просто взмаx головой и нет больше внутреннего тормоза. Просто. Без усилий. На такое способны не многие, но гордиться от этого нечем. Будет о чем жалеть. Совесть не уxодит на века, она имеет свойство возвращаться в самые неподxодящие моменты, томить, истязать своиx жертв. Она дарует боль, но при этом свидетельствует о спасении теx, в коиx она живет. Тяжело вздымается грудь. Печальная картина внешней убогости разбавляется двумя яркими, удивительно живыми огнями. Стальной, по природе своей истончавший только xолод и благородство, сейчас умудрялся греть ровно настолько же, насколько это всегда делало золото.
Думает.
Это полезное занятие.
К нему располагает движение. Самые воздушные думы приходят, когда перед глазами что-то движется. Облака, например. Смотришь, они вот-вот растянуться, собьются в кучку, как в стадо и снова разбегаются по голубому лужку. Есть в этом своеобразная романтика. Никем не замеченная, но от этого только еще больше прекрасная. Xорошо бы сейчас улечься на пожуxлую траву и просто смотреть. Без заботы о завтрашнем дне. Xотя бы на один короткий миг. Но Ферзь называет мир без проблем миром загробным.Поднимается вороньё в небо. Грустно следит за ними исполосованная временем морда волчицы. Грустно. Xотели прожить так, чтобы ни о чем потом не пожалеть, а выxодит, что ... Наоборот, в общем. Стискиваются челюсти. Нервно скрипит эмаль. Чувствуется шерсть совсем рядом. Мягкая ... Теплая ... Прикрываем глаза, и замирает дыxание. Вокруг ни единой души не видит Ведьма, а только чувствует, как всем сердцем нуждается в серости, в будняx, в жизни. Ей бы в запас еще пару лет. Много ли дел было бы сделано? Многое бы сумела исправить? Во-о-от, так и все. Им бы года подавай. А кто ж знает, может, еще больше ошибок наворотишь за это время. Успевайте делать всё сейчас. Кричит птица и быстро умолкает. Ей-то смешно: вскрикнула и сиди, наслаждайся, как все вокруг разом встрепенулись. А она, глупая, только тиxо посмеивается над внезапно проснувшимся пастбищем. Баст, слегка вздернув морду, с шипением сплюнула, не найдя причин для беспокойства собственного "я" и опустилась на землю, пузом елозя по траве.
Едва только тело почувствовало опору, слегка потемнело в глазах. Это болезнь. А, как известно, и ангел в болезни станет раздражительным. Точат глаза подбитую собаку, но остаются немыми, предпочтя наблюдать за четвероногой. Простите, факт четвероногости можно и отмести за подбитостью четвертой. Она говорит, а разноглазая лишь ухмыляется. Ей неведомо, о чём эта мраморная малышка вопрошает, не ведомо и то, что она продолжает здесь делать, когда должно было бы скрыться в тени кустарников да скорее землю Ордена своими лапами топтать. Странное дело, не бежит, только изредка пятится да назад возвращается. Быть может, ждёт кого? Клином в мозг вбитая мысль заставляет волчицу принюхаться - ничего, пока ничего и никого. Надолго ли?
— Что ж ты, дитя, шастаешь здесь в одну морду да еще и не на четырех лапах? Ведьма вопросительно вскидывает бровь, смотрит глубоко и внимательно, но, видимо, на этом останавливать поток нравоучений разноглазая не собиралась. — Представь, что на твоём пути возникла бы другая морда, скажем, чуть более разукрашенная. Баст невольно облизнулась, проходя шершавым языком по отметинам на морде. Да-а, не столь была бы перспектива радужна, если бы здесь был некто чуть менее взрослый, чуть более жаждущий поточить зубы о легкую добычу.
Отредактировано Ведьма (04.11.2017 12:03:00)
На фоне привычных движений ветра в кронах деревьев и сплетениях кустов раздался активный шорох, виновником которого ветер никак быть не мог. Заодно, вместе с шумом, раздалось и испуганное тихое пофыркивание, которое притихло сразу же.
Подсказка: для скорейшего продолжения квеста рекомендуется сунуться в куст посмотреть, что там такое
Ты все еще вздрагиваешь от каждого шороха, нервно так. Хвост покачивается из стороны в сторону, смотришь на белую волчицу на мертвую тушку зверька, что осталась лежать там. Запах крови висит в воздухе, отбивая остальные. Для тебя. Тебе трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме отвратительного привкуса крови, смешанного с остатками еды в твоем желудке, когда ты ела в последний раз? А пес его знает. Все-таки страх штука странная, он то накатывает, то опять отступает. Невозможно бояться двадцать четыре часа в сутки. Особенно ощущая что-то странное от другого существа, но вовсе не угрозу, а что-то совсем другое. Иные эмоции. Тебе трудно понять ее поведение, той волчицы, что лежит перед тобой.
— Не ест, не скалится, просто лежит. Что-то совсем не так, но и я непохожа на угрозу, но все же, все идет неплохо. Возможно стоит уйти, прямо сейчас. Не подходящая ли это минута? Но взять и свалить сейчас, а это будет хорошо или плохо?
Может ей не понравится? Или она того и ждет. Играет, как с этим зверьком, сначала покажет дескать спокойна и все хорошо,
но если я побегу, то понесется за мной. А если останусь? Не лучше бы было с ней как-нибудь договориться, чтобы точно знать, что я могу быть свободна? Или — твой внутренний монолог нагло обрывается голосом волчицы, все вокруг словно замирает, да и ты подобна каменному изваянию, тоже перестаешь двигаться, даже дышать на пару секунд, голос белоснежной волчицы режет воздух.
— Что ж ты, дитя, шастаешь здесь в одну морду да еще и не на четырех лапах?
Ты пытаешься найти ответ, хочешь дать простой, четкий и ясный ответ, но как и у дичи, что загнали в угол, так и у тебя мысли путаются, глядишь на лапы белой и невнятно отвечаешь
— Я бежала, они говорят, от них, не заметила, — едва ли белая сумела бы разобрать хоть что-то, сделать хоть какие-то выводы, переступаешь с лапы на лапу и хочешь попытать счастье еще разок, ответить на вопрос более внятно, но белая тебя опережает
— Представь, что на твоём пути возникла бы другая морда, скажем, чуть более разукрашенная. — на этих словах вздрагиваешь, но не только от такого предположения, нет, ты ни на минуту не забывала о том, что самка может сомкнуть свои крепкие клыки на твоем горле, но от шума в кустах, прямо возле твоего бока.
Ты не видела, как белоснежная облизала морду, но услышала звук. У тебя был выбор прыгнуть и спрятаться за самку, которая вероятнее всего представляет опасность или же остаться подле кустов, в которых скрывался либо друг, либо враг, но рисковать не хотелось, ты развернулась на шум и отошла назад, чуть приблизившись к тушке и волчице, хрипло выдохнула, кивнув на кусты.
— Кто-то — только это из себя и выдавила.
А затем тебя осенило кое-что, стая же Глас Леса, именно так говорила мать, что отец оттуда. Ужасно хотелось спросить, ты мельком взглянула на белоснежную и решила, что если она все-таки сохранит тебе жизни и некто в кустах тоже, то непременно узнаешь у нее об отце. Как-нибудь так, чтобы не раскрывать всю правду.
Принюхиваешься, но так и не можешь понять что это там такое. Кровь перебивает весь остальной запах. А ты не тот герой, что пошел бы разведывать что там такое твориться и не стала бы туда тем более сувать свой нос. По-хорошему надо было бы смыться отсюда, тем более, что и самка тебе дала ясно понять, дескать вали отсюда поскорее пока три лапы имеется, а то и вовсе никуда и никогда не уйдешь.
Блуждающий взгляд продолжал свои бессмысленные скитания по телу Эхо. Градиент цветов, местами нарушенная идиллия цветов нервным, всклоченным всплеском. Там, где неряшливый поток останавливаем гармонию, переплетался мрамор с оттенками гранита. Пугливые глаза, стеклянные, несколько затуманенные; поломанное ухо - всё это пробуждало в белошкурой желание защитить и уберечь, но только ли Ведьме приглянулась эта сука? Кто из трех готов взять на себя груз? Затмевает разум дымка от жженых костров; в воздух подмешивают смог, и Ведьма всем телом своим ощущает, как чьи-то цепки лапы аккуратно, но настойчиво сдавливают горло, легко играя пальцами, постукивая по трахее. Они уволакивают ее в бездну, в пропасть, не дав посмотреть ей в глаза, не дав ощутить необходимость забвения.
Короткий вздох.
Ведьма противится, упирается лапами в дверные проемы, цепляясь зубами за единственную возможность остаться здесь, в своей голове. Яркие всплески синих глаз, черная как смоль шкура - всё это впивается в загривок и волочет прочь из тела. Борьба не утихает ни на минуту, лишь только звуки голоса Эхо, раздавшиеся весенней капелью в голове, напоминают Ведьме о том, что она всё еще здесь. Её тело отпускают, позволяют остаться еще на минуты, может, часы, но они вернутся снова, когда наступит тишина.
Из странной, сумбурной речи собаки разноглазая смекнула только о погоне, ни о чем более. Ей было чуждо бегство; ей был чужд страх, испытываемый более мелкими особями перед рослыми, но ей от чего-то вдруг показалось, что та покорность, с коей Эхо представлялась ей, была вынужденной, вымученной. Нечто противное, тошное подкатило к глотке - это ж надо такое было выдумать, в такие времена, а кто-то по-прежнему должен выживать, а кто-то - жить. Искать справедливости в мире - всё равно что прекратить есть, предпочтя материальной пище духовную. Конец, очевидно, один. И приближать его стоит только ради вещей особенных, искренних и чистых. Вскинутая бровь свидетельствовала о недоумении, а прищуренный взгляд - о недоверии; волчица требовала более развернутого ответа, и всё ее естество ярко это демонстрировало. Однако разобраться в хитросплетенных словах Эхо возможности не представилось, ибо их право на идиллию было нарушено шевелениями в ближайших кустах. Мраморная отреагировала стремительно, указав словами и видом своим на наличие третьего слушателя. Или ...?
Белая довольно скоро приподнялась на лапы, довольно решительно двинулась в нужную сторону, при этом взгляд загорелся недобрыми огоньками. «Мягко говоря, кто бы там ни был, мы ему не рады.» Поравнявшись плечом с Эхо, Баст вдруг повернула к ней морду и, ухмыльнувшись, бросила:
— Если что, меня Ведьмой звали, - шутливо оскалившись, разноглазая со словами: — Хэй, ты чего тут шорох наводишь, - сунула морду в эти злосчастные кусточки, с несказанным любопытством принюхиваясь и издавая недовольно ворчание.
Опушка в лесу ===>
Молния бежала уже свесив язык набок. Расстояние она преодолела приличное, гонясь за копытным животным. Был азарт гнать и посмотреть кто же первый выдохнется. Экая игра, которую никто не запрещал. Волчица не собиралась убивать, она уже была сыта. А лань легко маневрировала меж деревьев, пытаясь запутать и измотать свою преследовательницу. Но Молния так просто не сдавалась. Прыжки её были лёгкими и грациозными, подобно той травоядной. Наконец, они уже обе стали терять силы.
"Так кто же всё-таки первый выдохнется?"
Огромные глаза лани были в ужасе, в конце концов она наткнулась на гору и в страхе решила её преодолеть. Однако, она не учла, что холмик-то высокий и отвесный. Как известно у таких представителей не слишком много ума, особенно если за ними кто-то гонится. Послышался стук копыт, затем скрип скольжения и стук от падения. Тяжело дыша, лань медленно поднялась и посмотрела на волчицу. Молния была близко и тоже остановилась. Несколько секунд молчания и вот трясущееся животное аккуратно переступает с копыт на копыта. Молния следила за ней внимательно. Хруст веток, Молния повернула голову в сторону звука. Сделала она это специально и лань воспользовалась этим. В несколько прыжков, уже и последних сил она преодолела расстояние между хищницей и горкой, скрывшись восвояси. Молния улыбнулась и медленно повернула голову, посмотрев ей вслед.
"Она подумала, что ей повезло и волчица якобы по своей неопытности посмотрела на пробегавшую по дереву белку. Что ж, да будет так."
Продолжила свой путь волчица шагом, восстанавливая дыхание. Картинка начинала меняться и воздух здесь был более чист. Спустя час скитаний, волчица вышла на поляну. По запаху было понятно, что здесь недавно паслись олени. Быть может та лань тоже пришла сюда. Молния узнала это место. Она называла его Долиной Оленей. Место, где последние паслись и наслаждались жизнью. Ну а хищники приходили сюда за ними и тоже довольствовались едой.
Язык волчицы уже не свисал набок, она отдышалась и восстановила свою энергию. В нос ударил знакомый шлейф аромата стаи Гласа Леса. Земли были без хозяина и для Молнии было неожиданностью пересечься здесь с членом своей стаи. Хотя здесь был кто-то ещё. Молния пошла на запах. Перед ней простиралась густая растительность, свернув за которую, белая волчица увидела две фигуры. Первая - тощая с шерстью цвета красного мрамора и со странно отвисающим в сторону ухом. Помесь волка, а то и вовсе собака. А вторая была крупнее и мощнее первой. Волчица, представительница Гласа. Молния прищурилась. Похвастаться лучшим зрением среди хищной расы она не могла, но чутьё не подводило. Нет, они не были знакомы, хотя может и виделись. Незнакомая волчица тоже была светлая, но не с белой шерстью, а кремовой, на её передних лапах виднелись шрамы.
"Воительница или просто один из жителей?" - вопрошала белая сама себя. Двое разговаривали, но их речь прервала возня в кустах. Волчица из Гласа заглянула туда, Молния подошла чуть ближе.
Хэй, ты чего тут шорох наводишь - воскликнула та. К кому она обращается? Любопытство взяло вверх над белосненой и она сделала ещё несколько шагов по направлению к сородичам.
-Доброго времени суток, - спокойно заговорила Молния. Она выдержала расстояние между собой и этими двумя, не нарушая ничьё личное пространство, но и не знакомясь издалека. Неизвестно как поведут себя псовые. Нужно было создать для начала комфортную для всех атмосферу; что дальше..дружить или враждовать? Нет, это не был страх (волчица была не из робкого десятка), но законы превыше всего и сначала надо занимать нейтральную позицию для того, чтобы понять, как поступать дальше. Вообще, у Молнии было всё просто. Либо положительно, либо отрицательно. Третьего не дано, волчица была из разряда категоричных. Белая хищница внимательно наблюдала за действиями крепкой волчицы, которая уже ворчала на пресловутые кусты. Выглядело это даже комично, особенно когда не видишь кто в этой "траве" сидит.
-Мы ведь из одной стаи, верно? Я - Молния, воительница Гласа Леса, - решила представиться белая волчица, обращаясь к землячке. Может они раньше были знакомы и её имя об этом расскажет? По виду волчицы были ровесниками. Обе не юные, но ещё не такие матёрые.
Молнии было интересно, что прячется в тех кустах, но внешне этого не проявляла. Если задать такой вопрос - это будет бестактно, ну а волчица любила поиграть в хорошие манеры, хоть леди голубых кровей она и не была. Надо было просто начать.
Весь интерес Эхо был по-прежнему крутился вокруг немого вопроса о том, кем был ее отец. Быть может, эта волчица уже уловила знакомые черты у юной особы, но не решалась произнести это вслух. Все-таки Глас Леса, как и Орден Света одинаково недружелюбно относились к полукровкам, и если собаки оставляли тем жизнь, то волки зачастую просто избавлялись от постыдного потомства.
Дабы не вызвать в Ведьме грозное рычание, Эхо старалась избегать прямого взгляда на волчицу. Вместо этого она смотрела в сторону кустов, откуда можно было услышать редкое пофыркивание. Эхо даже была готова поспорить, что то существо, которое сидело там, боялось не меньше, чем сама Эхо.
Запах еще одной волчицы ветер принес за несколько мгновений до того, как та оказалась на горизонте. Белоснежная шерстка, голубые глаза могли бы показаться вполне добродушными, но только не этой собачке. В момент паники, которая молниеносно поглощала разум Эхо, юная собака почувствовала и знакомый, душащий ее трепет, означающий плохое самочувствие.
Добрый день. - Эхо скромно кивнула, прижав уши.
Она покорно выслушала Молнию, после чего натянуто улыбнулась той в знак уважения.
Рада была знакомству с вами. Мне надо спешить, а то меня потеряют..
Эхо сделала вид, будто в Ордене кто-то ждал ее и непременно бы заметил отсутствия. После она поспешила обойти злосчастный куст, где мельком успела заметить рыжую шерстку, и направиться в сторону своих земель.
Как только Ведьма окунулась мордочкой в кусты, оттуда раздалось тихое пофыркивание.Среди листвы и колючих веток прятался маленький лисенок. Должно быть, он покинул логово, после чего новые звуки и запахи испугали малыша и он не придумал ничего лучше, чем залезть в кусты.
- Кто ты такая??- ощетинившись, детеныш попятился назад, теперь его хвост выглядывал снаружи, но он не спешил показываться лисам-переросткам.
Стремительно развивались события, однако. Чуть стоило потянуть носом воздух, как тут же представители Гласа леса дали о себе знать. Белая лишь сухо ощерилась, слабо реагируя на принесенный ветром аромат. Почем воины шляются в здешних местах без моего на то ведома? Разноглазая сильнее стиснула зубы, всё больше мордой врываясь в крепкие кусты. Появление Молнии (а Баст знала всех по именам, цвету глаз и шрамам на мордах) заставило волчицу вырваться из плена зелени, сверкнув глазами, приветственно кивнув, будто бы игнорируя всё то, что сказала синеглазая волчица. Однако это лишь на короткий миг, пока Эхо, окончательно зароптав и, видимо, струсив, поспешно залепетала что-то о делах высшего эшелона и порядка. Тряхнув бакенбардами, разноглазая сквозь зубы процедила:
— Драпай, пока все сыты, - раздражительно сплюнув, Ведьма наконец окончательно повернула морду в сторону состайницы и добавила:
— Видела, добыча килограмм в двадцать убежала. Быть может, белошкурой и хотелось продолжить поток своей внезапно нахлынувшей неприязни к инстинкту самосохранения этой собаки, но тут на арену выбрался еще один участник мирных переговоров, плавно перетекающих в нечто сумасбродное. Рыжая шерсть показалась на фоне изумрудных листьев, острая морда с глазами-бусинами и колкий нрав, который успел продемонстрировать лис. Однако всё это вызвало у разноглазой лишь добродушный, скрипучий хохот.
— Я? Прелестнейший, я есть Ведьма из стаи Гласа Леса. Нотки свойственной разноглазой гордости за стаю прорвались сквозь хрипловатый голос, что не могло не отозваться в голове присутствующих.
— А вот ты, чудо, как оказался здесь один? Недоумевая, Баст вскинула правую бровь, наконец переведя взгляд на состайницу, которую тоже следовало бы представить.
— Это Молния, воительница Гласа. Как бы между прочим добавила волчица, при этом решив более не спускать взгляда с найденыша.
— Сдаётся мне, что тебя мы не тронем, не бойся. Заключила белошкурая, аккуратно переступив с лапы на лапу, и, в конечном итоге, удачно приземлившись на свою филейную часть, предпочтя напряженной стойке более расслабленное положение. Более всего ей сейчас было интересно, как молодая особь оказалась здесь, совсем одна да и еще при таких сомнительных обстоятельствах. Эффект детектива мог бы сказаться на выражении морды волчицы, но он лишь едва коснулся удивленно приподнятой брови и слабо прищуренного взгляда, по-прежнему направленного на лисенка.
Эхо надо догнать. Последнее, о чем подумала волчица, прежде чем ее мысли были перебиты голосом.
- Впрочем, суку оставлять нельзя. Молния, разберись с ним. Быстро скомандовав, Баст рысью, переходящей в галоп, двинулась к мосту - в сторону, куда направлялась Эхо.
----------------> Шатучий мост
Сомнения что Молния и Ведьма из одной стаи отпали, когда та вытащила свою морду из кустов и взглянула на белую. Знакомые шрамы, разные глаза. Молния внимательно посмотрела и узнала её. Раньше они встречались, буквально пару раз. Один раз участвовали в совместной стайной охоте. По взгляду было видно, что Ведьма узнала её. Однако белая волчица не стала зацикливать на этом внимание и сделала вид, что ничего не происходит. Собака, по всей видимости из Братства, прижала уши, поприветствовала и предпочла скрыться. Может правда спешила, а возможно и испугалась оказаться между двух волчиц из одной стаи. Да ещё тем более воительниц.
На фоне зелёной растительности мелькнула ярко-рыжая шерсть, которая весьма хорошо выделялась и не обратить на это внимание было невозможно. Рыжий комок шерсти был маленьким. И голосок у него был тонкий и писклявый. Удивлённо он смотрел своими глазками-бусинками то на одну, то на другую волчицу и боязливо ёжился. Он понимал, что в случае чего бежать ему было некуда, поэтому решил принять боевую готовность. Если так можно выразиться про такого кроху.
Ведьма представила себя и состайницу малышу. Молния подошла поближе, у неё водились в друзьях лисьи. Мол хорошо знала их повадки и отдельных представителей.
— Сдаётся мне, что тебя мы не тронем, не бойся. Голос Ведьмы хоть и звучал дружелюбно, но этого явно было недостаточно. Малыш уже задрожал, смотря во все глаза на хищницу. Дабы не дать ему схватить инфаркт, Молния тоже заговорила мягким голосом:
-Можешь чувствовать себя в безопасности, никто тебя не обидит. Скажи. Где твои родители? Что ты делаешь один на этих землях?
Поблизости не было никаких пещер и норок. Либо они были слишком хорошо замаскированы среди зелени. Молния стояла близко к лисёнку, но не впритык. Не стоило будоражить нервную детскую психику. Воительница из Гласа знала это как никто другой. Неприятные воспоминания из детства убеждали волчицу не говорить ничего лишнего. Ей очень хотелось помочь лисёнку. Ей нравились эти рыжие создания, с ними общий язык найти было даже проще, чем с волками. Молния могла сто раз быть свирепой к остальным, но вот к детёнышам отношение всегда было снисходительным, либо душевным.
Молния обернулась: никого кроме них не было. Воздушные потоки тоже нее приносили с собой чужие запахи. Затем голубыне глаза вновь посмотрели на лисёнка. Малыш держался храбро и вот уже набирал в лёгкие воздуха для того, чтобы сообщить что-то двум волчицам.
"До чего странно. Неужели его бросили здесь одного? Либо он сам убежал. Юношеский максимализм - дело такое. Мама с папой на охоту, дети - в пляс на все четыре стороны."
Более всего на свете рыжему комку не хотелось разговаривать с изуродованной мордой разноглазой волчицы. Её тяжелый взгляд, грубая манера разговора - всё это отталкивало и добавляло плюсов в копилку Молнии - той,
что была на вид более приветлива и чиста. Впрочем, именно поэтому как только разноглазая волчица удалилась за своей воображаемой целью, лисенок чуть спокойнее вздохнул, окончательно выбравшись из-под сени кустарников.
- Помоги мне вернуться домой. Голубые глаза лиса засверкали туманными огоньками; его настойчивый голос проникал в сознание волчицы, даруя той незабываемое чувство транса. Однако едва лис умолк, эйфория исчезла вместе с последним звуком.
- Моё имя - Рагнарёк. И мой дом у подножья серых пик. Лис сделал несколько шагов по направлению к волчице.
- Одному мне не дойти туда.
[W]
Молния была так увлечена лисёнком, что и не заметила, как Ведьма убежала вслед за собакой. Что на сказала там вслед? Разберись? Это что, команда? Это выводило Молнию из себя. Она не любила когда приказывают в таком тоне. Это пошло ещё с детства. Белая волчица бросила стремительный взгляд на ушедшую, но решив, что не стоит пугать малыша, она повернулась к рыжему уже с мягким выражением морды и приветливого улыбнулась. Тот выбрался из своего убежища как только Ведьма скрылась из виду и подошёл к воительнице Гласа. Голос его был тёплым и переливающимся, его хотелось слушать постоянно. Молния вильнула своим пушистым белым хвостом.
- Моё имя - Рагнарёк. И мой дом у подножья серых пик.
Молния слегка нахмурила брови, вспоминая где именно находится это место. Немного погодя, она посмотрела на лисёнка.
-Зови меня Молнией. Возможно, ты слышал про Глас Леса? Я из этой стаи. Мы дружим со всеми лесными обитателями. И, конечно, я тебя провожу, идём.
Волчица кивнула и неторопливо зашагала, наблюдая за малышом. Он был такой забавный. Рыжий с ровной маской на мордашкой, глазами-бусинками, пушистой шерсткой. И определённо ей нравился.
-Ты только скажи, где точно находится твой дом. Я знаю это место, но не помню чтобы там были лисья логова.
Молния задумалась и продолжила. Надо было говорить с лисёнком, он должен был почувствовать теплоту. Поверить в то, что к нему относятся с дружелюбием.
-Мне знакомо твоё имя. А ещё я знала твоих сородичей. А когда была маленькой, играла с лисятами.
Рагнарёк внимательно изучал морду рослой волчицы, плавно скользя взглядом от морды к хвосту и обратно. Причины для доверия были сведены к нулю, однако шанс на благополучное завершение этого дня стремилось к единице.
Голос волчицы успокаивал. Её некая осведомленность и вовсе начинает располагать к небольшому путешествию. Довольно скоро выяснилось, что волчицу зовут Молнией (что, безусловно, наложило определенный отпечаток на ассоциативную память лисёнка).
Однако наличие стаи юному лису ни о чем не говорило. Да, он имел представление о трех разных группировках, что бродили по землям, но каждая из них была для него лишь пристанищем потенциальных врагов, не более того.
- Я знаю дорогу, - тихо добавил синеглазый лис, улыбнувшись со свойственной его виду хитринкой.
- Расскажи мне о стаях, что поселились совсем близко друг к другу. С этими словами лис чуть ускорился, насколько это ему позволяли его небольшие размеры. Курс шёл четко на серые пики.
-> Переход в локацию Серые пики
[W]
Лисёнок уверенно зашагал по направлению к серым пикам. Было видно, что он знал чётко дорогу, но, видимо, чего-то боялся. Что ожидало их впереди? Нечто таилось где-то там и подстерегало двух не крупных хищников. А может рыжий всё придумал. Молнию не покидало ощущение, что что-то здесь не так. Она не по наслышке знала, что рыжие умеют обманвать и лукавить. Но она не позволяла думать плохо об этом рыжем комочке. Ему нужна была помощь и волчица была обязана его спасти от опасности, если таковая есть.
- Расскажи мне о стаях, что поселились совсем близко друг к другу.
Лисёнок ускорился и Молния побежала рысью вслед за ним, чтобы не отстать. Малый был юрким и проворным. К тому же весьма храбрым.
-Существуют четыре стаи. Глас Леса. Там проживают мирные волки, которые любят общаться с представителями различных рас. Благородные волки, в чьих жилах течёт голубая кровь, - не без нотки гордости произнесла Молния. -Следующая - Дикая Охота, там обитают свирепые волки, которых стоит остерегаться каждому. Род их часто неизвестен и не ясно что у них на уме. Есть ещё Орден Света, который состоит преимущественно из полукровок и собак. Ну и Братство! Жители самые разных видов. Ты наверняка мог краем уха слышать про них. Ведь там находится много лис.
Белая волчица продолжала свой рассказ о том, как живёт Глас Леса. Мельком упомянула обычаи стаи. Она говорила всю ту информацию, которая не являлась секретной и была дозволена быть озвученной незнакомцам. Вроде так много сказанного, но в то же время так мало.
===> Серые пики
Вы здесь » Хищная сага » Горное плато » Оленьи пастбища
55
55
177
1425
310
310