Мягко ступали отвердевшие лапы по выжженной земле прадедов. Слабо колыхалась шерсть от неумолимого ветра, что подчиняется всем и никому одновременно. Мы думали, что схожи с ветром только в последнем, и нам горько было осознавать всю несправедливость этого события. Мы верили в собственную силу, но, утратив её, поняли, что вера в мощь не есть истина. Наша вера должна сливаться не с телом, а с душой, но так поди и докажи это заплутавшим во тьме, Ведьма! Расскажи миру о его ошибках и ошибись сама, смотря, как эта информация подыхает в ушах глупцов и мародеров. Они посмеются тебе в лицо, глупая. Они обольют тебя грязью и отправят служить рядом с троном Калахиры. Очисть душу, смертная. Навязчивые голоса в голове с сомнением вторили истинным желаниям самой разноглазой волчицы. Взор опускается к земле: мертвая, словно все соки забрали из неё. Она похожа на мать, чьи дети высосали её до дна, забирая вместе с молоком жизнь и надежду на продолжение существования ради отпрысков. Невольно оскал рождается на морде - не ей судить и осуждать. Не ей вершить судьбу праведников. Её удел - скитания и бессмысленные монологи, что ведутся изо дня в день с тех пор, как ... Как серая шкура перестала встречаться на пути. Она попросту исчезла в недрах стайной жизни, растворилась в заботах и хлопотах, вместе со всеми товарищами и прочими мордами, которые хоть иногда скрашивали жизнь. Учись независимости или иди доживай остатки лет в Орден. Последнее есть монастырь для душ, чьи желания далеки от земных радостей. Подземелье стало их домом, в котором свет исходит исключительно от их предводительницы. Только та могла заставить сердца биться, когда Калахира вцеплялась в горло убогих.
- Мы есть то, во что мы верим. Маразматический шепот нарушает тишину. Ведьма чувствует страх. Осипший голос, нервозный взгляд и резкие движения - всё это говорит исключительно о том, что она одичала за короткое время. Будь она человеком, то наверняка бы обросла бородой и имела зловонный запах, но волки тем отличны от людей, что не опустятся до такой мерзости. Пусть тело их останется в покое, грязна и печальна душа.
Цепляясь за кустарники драгоценной шкурой, она продвигается вперед, не чувствуя, как шерсть одиноко свисает с крючковатых ветвей. Плевать. Мы здесь одни. Мы. Не повод ли для раздумий? Кто это, мы? Как давно "я" переметнулось в "мы"? Бездумно скалится по сторонам; из каждого закоулка ей чудятся враждебные глаза. Им, безропотным, всё равно, кто перед ними. Всякий проходящий для них враждебен и противен им по природе своей, не из чувств антипатии, на основе одних лишь принципов и морали, считавшейся высокой. Впереди алчным блеском загорается океан. Морская пучина - погибель слабых. Сильным же дозволено ходить по воде. А мы тонем. Не в слабости, так в простой воде. Нам бы и в луже можно найти конец, поверьте, но я жива до сих пор. И пусть кровь сочится из ран, пусть сотни клыков рвут мою шкуру на части. Я буду жить, ибо я есть мера всего сущего на этой грешной земле. Сладостно шипят на душе змеи. У нас есть повод заглушить безумие на душе и уступить место безудержному яду клыков, что властно вздымаются над душами.
Впивается тело в водную гладь. Холод сковывает конечности, слегка сжимаются челюсти от напряжения. Незабываемое чувство - оказаться в чьей-то власти, довериться судьбе ... Давно ли было такое?
Шаг.
И лед воды заполняет грудную клетку, давя на самое сердце; лед просачивается в вены.
Шаг.
Дыхание замедляется, вместе с ним прекращает своё действо и пульс.
Шаг.
На этот раз назад.
Возвращается власть в лапы. Уходит тяжесть, растворяясь в воде. Слабое движение конечностей заменяется иным, легкостью где-то внутри. И пусть теперь слабое дуновение ветра способно сковать Ведьму, мы-то с вами понимаем, что у нее есть цель идти дальше, опускаться на самое дно больше не есть путь, по которому скачусь я. Мысленная улыбка окрашивает морду в бордовые оттенки. Жажда крови, надуманная кем-то, теперь ясно впечатывается в физиономию. Попробуй, подойди ко мне, глупец. Дрожь берет разноглазую - надо искать укрытие, но воды не намерены отпускать свою жертву.
Ты останешься здесь, - шепчут волны, завлекая тело в свою пучину. Там притаились сирены, одна из них сиди на берегу. Вода скатывается градом с её шерсти. Та, которой нечего терять. Вам известно, что эти существа самые опасные? Бьются ради наживы и не боятся умереть. Рискнете?
Глухо кашляет убитая временем Ведьма. И чудится ей, будто кто-то ступает за ней. если не за ней, так рядом. Если не рядом, то точно здесь. Втягивая носом воздух, зажигая взглядом, словно натравливая тот на добычу, она приподнимается на лапах, чтобы опуститься на песочный берег, на этот раз оставив своей филейной частью бессмысленный круг. Идите ко мне, милые. Мать зовет вас-с-с. Пасть чуть приоткрылась, оголяя ряды частокола. Ближе ... Голодной собакой рыщет взгляд. Попадись вы ему сейчас, не рассчитывайте на спасение. Если, конечно, вы не одни

Отредактировано Ведьма (07.11.2017 12:12:56)

Ко всем рано или поздно приходит глубокое, искреннее чувство, в народе именуемое «счастьем». Как и всякое чувство оно рождается из эмоций, эмоций – из порывов, те, в свою очередь, состоят из чего-то более мелочного. Цепочка может быть бесконечной, длинной, как ваша жизнь, но она никогда не прекратиться. Как ветвь гиперболы, что стремится к оси, но никогда её не достигнет. Пробираясь в глубины, Ведьма в кой-то веке почувствовала себя счастливой. Здесь ей никто не мог указывать на всю никчемность её существования, не было зазнавшихся надутых кобелей, стремящихся продемонстрировать свою силу в обмен на уважение, не было и семьи, которая то и дело пытается усмотреть в деяниях Баст тайный смысл. Нет ничего и никого, кто мог бы хоть как-то нарушить естественный ход движения волчицы.
В неясном туманном блеске деревьев жизнь казалась волчице чуть более прекрасной, чем на самом деле. Наступит ночь, и ты снова увидишь всю нелепость существования земель и всех населяющих её существ. Правда временами покрывается пылью пессимизма. Ночью и дышится свободнее, и думается легче. И было бы еще чудеснее, если б дорога к вершине не была так тяжела для стареющего организма. Впрочем, чем легче путь, тем меньше радости от достижения цели, не так ли? Сплюнув себе под лапы, белая шкура на минуту остановилась, чтобы окончательно убедиться в присутствии стороннего, но желание как можно скорее познать тайны заставляло разноглазую толкать грузное тело вперед.
Совсем скоро луна, повиснет серым пятном  над головой волчицы, а пока горящее, искреннее солнце стремилось продлить свой век, пробираясь сквозь плотную, скученную листву деревьев.
Сквозь ворох суетливых мыслей, в сущности своей бесполезных и не приносящих особого удовольствия, разноглазая слышит звонкий перелив весенней капели, что поначалу был принят ею как мелодия собственной мысли. Однако остановившись и пытливым взором рыща по местности, она уже не стремилась слиться с пространством, ярко демонстрируя своё присутствие. Впрочем, есть минусы у белой шерсти - очевидная жертва, которую бременем несут те, чья шкура не отмечена Мраком. Лишь долгая зима способна избавить от грязи, лишь только ей дозволено оборачивать мир в ноль, раскрывая его изнутри. Горящие глаза рыщут по местности, в ожидании появления иного. «Мы вытягиваемся в струну, будто нас учили балету; весь наш вид говорит о легионе, что стоит за нашей спиной. Но имя у нас одно. И в войне побеждают не имена, а мундиры.» Нет нужды разыгрывать драму там, где её может и не случиться; нет необходимости изыскивать мимолетные взгляды, когда у тебя три выводка волчат. Так и в этот миг лишь только увидев страх, можно оценить его масштабы. А пока это лишь запах, чужой, режущий твой нюх, но всего лишь запах. И ничего более.
Несколько шагов вперед толкают на представление объективной картины: волчица из Дикой Охоты («мы не ошиблись, не сомневайтесь»), темная шкура, насыщенного цвета глаза, непропорционально торчащие клыки, крупна габаритами, «но мало отличается от нас». Значит, разговоры не будут бестолковыми и бесплодными; волки не философствуют, не решают проблем словом - это удел тех, кто слишком умен или слаб телом. Так кто же есть мы? 
Синеглазая молчала. Ведьме, очевидно, отводилась роль более разговорчивого субъекта этой встречи, но это навязанная роль не приходилась по шерсти разноглазой. Однако бессмысленная растрата временного ресурса наталкивала на скоротечность действий и слов. Выпрямившись и совершенно спокойно опустившись на свою филейную часть, Ведьма едва дернула бровью, совершенно ярко и очевидно демонстрируя свой сухой настрой, не предполагавший открытой вражды.
— Своими клыками разделим или пусть кобели шкуры друг другу дерут? Слова лились ровно, без особого энтузиазма, лишь легкая ухмылка на последних словах, в качестве некого бонуса.

Отредактировано Ведьма (08.11.2017 22:00:20)

Мы уравняли шансы.
Обе грели задом землю, будто она не могла сделать этого и без нас. Но в таком положении трудно метнуться стрелой в сторону потенциального неприятеля. Мы не были личностными врагами, но разногласия стай толкали нас на неприятную возню в области желудка. Нам следовало избавляться от морд, расположившихся в горной местности, ибо когда-нибудь они придут избавиться от нас. Она не рвалась драть нашу глотку, но это только оттягивало момент. Никто из двух не сможет теперь просто так оторвать задницу и, развернувшись ею, отправиться по своим волчьим делам. Нет. Не сегодня.
Ухмылка, прокатившаяся по морде черношкурой, эхом зазмеилась и на губах Ведьмы. Скверная ситуация, ничего не скажешь. Волчица озвучила наши мысли, но мы лишь продолжали держать гадюку на морде, слегка приглушая разномастный огонь глаз.
— Своя шкура ближе к телу. Или нет? Она говорила как индивидуалист, будто у неё не было стаи и обязанностей; ей не были ведомы ценности стаи; она была одна. Разноглазая не стеснялась своих убеждений, не пыталась выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Перед чужой мордой можно быть собой и никакой иной. В этом и заключается прелесть незнакомцев из други стай. А что скажет она? Или дух стайности пронзает черную шкуру, расползаясь по венам? Скептично хмыкнув, Ведьма глубоко вдохнула, будто затягиваясь смогом. Названное имя было встречено восторженными аплодисментами. Точное попадание в цель; соответствие облика, образа мысли и действий имени - редкость, поистине редчайшая! Имена впечатываются в весь наш род, переходят из уст в уста, и всякое имя примечательно своим оттенком, но сомнительные мамашки, стремясь возвеличить своё дитя над остальными, рискуют надавать неоправданных имен своим отпрыскам, позоря себя и весь их род.
— Ведьма. Имя брошено довольно учтиво, вместо "рада встречи" и тому прочее. Абсолютно логичный и оправданный вопрос, прозвучавший от Тьмы заставил Баст брезгливо скривить морду в легком оскале, мол, "да, черт меня попрал притащиться сюда", но подкрепить кислую морду словами был попросту необходимо:
— Темно здесь, сыро и до этого момента без шныряющих шкур, но я вижу, что не только моим костям здесь сносно. Впервые за весь разговор Ведьма искренне ухмыльнулась, на миг оставив формальную вражду и напряженность между собеседницами. Они были приблизительно одного возраста, одного телосложения, обе искушенные всеми сладостями мира и хлебнувшие не мало горя, судя по взгляду и внешнему виду. Они могли бы быть друзьями или соратниками, если бы не часть обстоятельств, что зовется внешней силой. Но разноглазой об этом некогда думать, ибо перелесок расположен под боком Дикой Охоты, а это означает лишь то, что вероятность поддержки со стороны стаи у Тьмы куда выше, чем у Ведьмы. Однако судьба бывает несколько непредсказуема. А именно - в конкретный момент.
Напряженно вытянувшись и едва-едва повернув морду в правую сторону, Ведьма приподняла уши, с шумом втянув воздух.
— Мы здесь не одни. Бросив взгляд на синеглазую, Баст приподнялась, довольно-таки аккуратно, без резких движений, дабы не вызвать подозрений на свой счет.
— Ну, что, Гласом тянет точно. Скривив морду в недовольной ухмылке, Ведьма добавила:
— Не уйдешь же сама, пока состайник мой не явился? Пронзительный взгляд был брошен на Тьму. Всей своей маленькой, мизерной душой Баст желала увидеть хвост этой волчицы, но никак не ее оскаленную в муках пасть. Двое на одного - не по чести.