ЗУРВАН Лунатик

Возраст: 8 вёсен Вид: ворон обыкновенный  Принадлежность: Братство Должность: Отречённый

ОТРАЖЕНИЕ

Размах крыльев/вес/длинна тела: 148/1,6/61

Цвет глаз: карий, горький шоколад

Окрас: сплошь чёрное оперение с лёгким голубовато-зеленоватым отливом

Особенности: —

На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.

Мацуо Басё

Когда брат брату враг,
Взмоют в стуже два мрачных крыла!

Зурван представляет собой обыкновенного ворона средних размеров, но за этой поверхностной обыденностью кроется множество примечательных и неизменно приятных внимательному глазу мелочей: стоит обратить внимание читателя на причудливый изумрудный отлив смолисто-чёрного оперения ворона, вечно встопорщенные короткие остроконечные перья на горле и брюхе. В остальных аспектах его внешности вычерчивается одно качество, которое звучит броско и горделиво – идеальность. Она читается во всём: в этом холёном плотном и равномерном оперении «без сучка и задоринки», в аккуратных изгибах блестящих крючков-коготков, в загадочном и завораживающем блеске на дне тёмных вороньих глазных яблок. Короткий и мощный клюв с поблёскивающим слегка округленным концом, цепкие птичьи лапы с длинными пальцами и вострыми когтями сулят непрошеным гостям далеко не самый тёплый приём – Зурван бесспорно является опытным бойцом пернатой братии Братства. Его крылья полнятся свежей силой, они бесшумно несут его в потоках тёплого воздуха и ловят порывистое витиеватое движение лёгкого сивера, погружаясь и ныряя меж его собраниями.
Зурван с особым удовольствием неустанно повторяет своеобразную поговорку собственного авторства: «Крылья умудрённого ворона – очи, которые видят сам ветер». Он убеждён в превосходстве пернато-хвостатых видов над остальными обитателями Плато, так как только птицам – начиная от блестящих хищных соколов и заканчивая мелкими пичугами – самим Творцом даны крылья, срывающие лёгкие тела с пыльной и душной земной тверди. Прочая же челядь, ползающая в грязи, пусть с восхищением наблюдает за пёстрыми росчерками блестящего оперения хозяев дневной лазури, мерцающих на голубом полотне сводчатого и манящего небосклона.

ОСНОВНОЕ

Главные качества: хитрость, расчётливость, холодность, высокомерие, жестокость, нервозность, терпеливость и клептомания

Цели: руководить Плато в одиночку

Голос: хриплый, немного выше обычного. выделяет звуки «р», «х» voltaire - when you're evil

«Ты, - сказал я, - лыс и черен, но не робок и упорен,
Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда!
Как же царственно ты прозван у Плутона?» Он тогда
                   Каркнул: «Больше никогда!»

Этому червю по ошибке были даны крылья – он окунается с головой в самые чёрные прорехи летописи Братства, с особой проницательностью докапывается до самых болезненных и сокрытых от глаз чужеземцев чёрных пятен в душах обитателей Соколиного Плато. Он – тот самый прохвост, который идёт на рожон, теша воображаемый скорый звук победной трубы. Если где-нибудь его острый глаз определяет для себя выгоду, то Зурван берётся за дело и доводит его до желаемого конца.
Он берёт в привычку ставить себя на голову выше других. Зурван умеет рассчитывать свои силы, но никогда не признает собственной слабости, если внезапно что-то вдруг выбивается из чуткого вороньего плана и встаёт боком; Отречённый будет выкручиваться, переписывая историю «на скорую лапу», но поражение, увы, признает только под угрозой смерти. Свои неудачи переживает болезненно и тяжело, так что можно с уверенностью счесть его излишне требовательным к самому себе и чертовски самоуверенным. Благо, что эти самые «заминки» в его активной деятельности практически не происходят.
Зурван умеет выжидать удобного момента. Это качество, холодное по своей сути, свойственно многим хищным птицам. Канюк, прячущийся в тени скал, наблюдающий за ничего не подозревающей жертвой, – его жёлтые глаза поблёскивают призрачно и холодно – а затем бесшумно пикирующий на беспечную добычу… В этом есть своя жестокая красота, скажите! Ворон подобным образом всегда присматривается к каждой вещице, раздумывая с какого бы боку подлететь и нанести «смертельный удар». Если же время не терпит жалобной медлительности, то Зурван действует самым стремительным образом, зациклившись на мгновенном достижении цели, не всегда уделяя внимания деталям. За такую поспешность иногда приходиться поплатиться, но спешу заверить вас в том, что Отречённый держит всё в своих лапах – в большинстве случаев действия развиваются с быстротой необходимой Зурвану, но нарушить эту упорядоченную цепочку не так уж сложно…
Ворон неожиданным образом слывёт настоящим «неврастеником», который пытается обезопасить своё положение со всех возможных сторон. «Никогда не знаешь откуда придёт беда», – опасливо шепчет Зурван, поглядывая по сторонам. Его шкура – самое дорогое, что есть в его полноправном владении. Но всё же та мечта, которую он со своей юности лелеял в душе, она намного значимее собственной безопасности. Его сказка — это мир, в котором ворон является единственным приказчиком, а все остальные, «другие», они — всего лишь прислужники, сломленные души без права собственного выбора — вкус их страха рассыпается в хрустящие жгучие угли на языке ворона... Он любит запах страха, пропитывающего мех непрошеного гостя при одном только трепетании смольных крыльев вдалеке. К этой мечте он тянется всем своим естеством, она подпитывает его силы воздушной картинкой, точно чёрная гноящаяся опухоль, которая разрастается изнутри вороньей грудной клетки, и берётся за всё, что может приблизить его к исполнению этой бредовой мечте. Ставить цели, уж поверьте, он умеет превосходно.
«На войне все средства хороши», – без какого либо зазрения давно жестоко умерщвлённой совести прокаркает вам ворон. Он не боится быть нечестным, заигрывается с хрупкими душами собственных жертв и колет в самые сердца, рвёт на части надежды и мечты одним своим острым словом. В его ощущении мир – всего лишь огромное поле для покера, а он тот самый «игрок», который просчитывает ходы бесчисленных соперников. Вся его жизнь – холодный азарт, который пропитывает его душу извращённым удовольствием. Ему нравиться втаптывать «других» участников этой партии в грязь, шагать по головам или, чего скрывать, по трупам – лишь бы добиться желаемой цели, не смотря на все затраченные усилия, не смотря на то время, которое занял этот долгий путь к победе.
Зурван никогда не являет свои эмоции окружению, да и повидал он достаточно, чтобы не дивиться самым «обыденным» вещам. Его видимое спокойствие не знает потрясений. Даже если какой-нибудь глупый юнец наносил оскорбление матёрому ворону, даже если вдруг нечто дорогое его чёрному сердцу разбивалось вдребезги; но и тогда кровь его по-прежнему тихо и холодно катилась в его чёрном теле. Зурвану не суждено познать ни милосердия, ни глубину сладостной любви, ни счастья отцовства – это всё романтизм, чепуха, гниль, пустое художество. Он слишком расчётлив, слишком занят своей жизнью.
Отречённый признаёт практическое свойство вещей более красоты и изящности, но, тем не менее, как и все остальные вороны, бросается на «блестяшки» и сносит их в свою обитель. Если же у вас есть какой-нибудь стоящий «экземпляр», то вы можете попробовать предложить вещицу в качестве платы за предоставляемые Зурваном услуги.  Ворон берёт всё, что нравится его глазу: будь то какая-нибудь ползучая блестящая ящурка или же живая душа, которую нужно всего лишь надломить по сколотому шву и подчинить своей власти.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

Совёнок-рябчик, оперённый в цвета поздней осени, раскачивался на ветке, словно воробей. Он чем-то напоминал куропатку в разгар весны – всё копошился то тут, то там, зарываясь острым крючкообразным клювом в свой новенький пёстрый перьевой покров, испытывал свои свежие узорчатые крылья. Совершая первые пробные взмахи, юнец зажмуривал глаза, когда сила ветра подхватывала его лёгкое маленькое тело и пускала в воздушное плаванье, точно маленького бумажного змея. Он не дышал, в панике его крылышки трепетали и мгновенно склоняли его поближе к коре старинного дуба неосознанно и неосторожно – поближе к дому, поближе к той «высоте», скрывающей в густой кроне дерева крохотное дупло. Длинные лапы цепляются за ветку, мощные когти смыкают её в плотное кольцо. Наконец – безмятежная безопасность, что-то твёрдое под «шкрабиками».
«Вух,»  – оглядывается юнец, обращая свой взгляд к земле. Тёмное блестящее пятно всплывает из глубины простирающейся впереди чащи леса. Птенец щурится – его острое зрение различает силуэт птицы, плывущий по воздушным волнам ровно и бесшумно. Перья знакомца блестят в кружеве солнечных лучей, а затем в разуме юнца в одно единое мгновение всплывает имя, которое связывает лёгкие чёткие линии воедино. «Зурван…» – двойственное ощущение благоговения и какого-то лёгкого налёта радости обуревает его: пёрышки «в крапинку» на груди топорщатся, хвост пушится в забавную «метёлку», –  всё же мягкий серо-бежевый пушок ещё не успел отойти местами – а глаза заблестели, искорками бенгальского огня зашипели эмоции. Ворон приземляется на соседней ветке, под его весом она протестующе покачивается, сотрясая злато-зелёную листву, и он замирает, раскрывши свои смолисто-чёрные крылья. Равновесие – хитрющая змея, пойманная за свой хвост с трещоткой.
– За чем пожаловал? – пронзительный взгляд жёлтых глаз в одно мгновение пробуждает в Зурване самые сокровенные переживания. Он бы с превеликим счастьем выкинул их всех за пределы своего мозга, но цепкими когтями держатся крупицы «прошлого» за самые глубины вороньей души, способной побороться по яркости и насыщенности своей окраски с гладким и блестящим оперением Отречённого. В эмоциях, в чувствах ворон видел свою единственную слабость (не беря в счёт безумную любовь к «блестяшкам») – он привык наблюдать за эмоциям сквозь решётку, точно за боями гладиаторов – чувства представлялись ему беснующимися прокажёнными животными, которые молили о бесконечном покое за гранью этой жизни. Но раз за разом он чувствовала их яснее и чётче, точно сквозь мутное стекло «прошедшего», и они были настоящими. Во времена своей молодости он узнал, что такое горе, познал злость и, наверно, познал, что такое любовь. И ему это не понравилось. Он сбежал? Да. Пожалуй, так.
– Да так… – смутный и расплывчатый ответ звучит из уст ворона неожиданно, от этих двух коротких слов веяло слабостью и неуверенностью, поскольку голос ворона предательски скатился вниз в самом само конце. Зурван спешно меняет тему, приводит себя в порядок, выводя рассудок из западни прошлых воспоминаний, – Одиночество волнует тебя?
Что ж вот он, прежний Зурван.
Холодный.
Спокойный.
Бесцветный.
Такой, каким являет себя каждому.
Совушка склоняет голову на бочок и прищуривается, выжидая, пожалуй, что-то более простого, возможно, с дополнениями сносками. Подобным вопросом на тему «одиночества» матёрый ворон ставил юнца в тупик. Обращая эту картину в какую-нибудь более доступную ассоциацию, на ум приходят немало образов: Гераклит, рассуждающий о жизни с младенцем, который только-только научился самостоятельно говорить «дай»… Что ж, главную идею эта картина вобрала в себя с успехом. Совёнок чеканит нейтральное «мне без разницы» – он всем своим видом намекает на то, что подобный вопрос, к сожалению, совершенно неуместен.
– Зур, а можно проще, а? – ворон проворачивает в голове эти слова снова и снова.
«Зур ты вроде нормальный птиц же!»
«Я вот прихожу и пробивает оборачивать вопросы каким-нибудь этаким путём».
«Давай проще. Ты умеешь».
Он правда может «по-простому», но чарующие глаза, горящие ярким пламенем далёкой звезды, взывают и цепляют самую глубину его души, которая не привыкла к бурям в сосуде своём. Светящаяся жидкость переливается через хрустальные края. Ворон крепко зажмуривает глаза, его крылья напрягаются, точно вжимаясь в тело в неком подобии крепких и болезненных объятий. Взгляд крохотного совёнка – точно рапира, колет в самые незащищённые места, игнорируя ту ментальную каменную броню, которая была возведена для пущей безопасности от волнующих факторов. Эмоциям сложно противится. Эмоциями, этими бьющимися в припадке существами, сложно управлять. Но и скомкать их и выкинуть тоже нельзя – жалко ведь.
Единственным решением избавиться от наваждения слишком влекущего прошлого было – вырвать совёнку глаза. Они ему даже не принадлежат, казалось бы. Это всё её. Совушкино. Материнское.

***

«Нам нужно серьезно поговорить…» – воспоминания накрывают ворона лёгкой волной тёплого песка. Восстаёт в памяти образ милой совушки, сотканной будто бы из света: её сияющее оперение и запах лаванды, её собственный запах, который успокаивает лучше любых других средств. Она несла бесшумную лёгкую ночь на своих крыльях, точно вестница Мрака, вестница смой звёздной темноты – маленькая, но отважная, образующая и изливающая уют и теплоту вокруг себя. Если бы ей не суждено было родится маленьким домовым сычиком, то из неё бы вышел прекрасный огонёк мерцающий на вершине свечи – он бы направлял людей совершать свои маленькие, но шажки к победе: освещал бы работы увлечённого физика, бьющегося над очередным экспериментом, перечёркнутые строки ещё неготовой журнальной сводки… Она поднимает свой взгляд на Зурвана – в её глазах плещется бездонный океан пустоты, отрешённости и непонимания.
«У меня будет птенец… Я нашла себе милого избранника», – она говорит это с какой-то виноватой улыбкой, но ясно, что её вины в этом не было. Её сердце продолжало жить своей жизнью и прорываться вперёд всё это время – судьба развела их совместный дружный путь и… Последствия этого долго расставания, к сожалению, на лицо. Совушка не чувствует ничего, а её сердце отбивает скачущей ритм: смесь эмоций притупила любое проявление каких-либо чувств, обуревавших ею в это самое мгновение.  Она замерла. Она обмякла. Она потускнела, точно вышивка на старинном полотне.
Зурван помнит ту боль, которая завладела им в это самое мгновение – он не знал ни её происхождения, ни когда она прекратит пульсировать и выжигать изнутри всё, что осталось живым, что осталось пока ещё чувствительным. Она выпорхнула в стылое осеннее небо, её крохотный силуэт плыл над землей поближе к блестящим заснеженным пикам гор. Она его предала, казалось ворону, и он исступленно клялся отомстить тому нахалу, который коснулся маленькой невинной птахи.

***

– Где твой отец? – он возвращается обратно в самого себя, подбирая какие-либо крупицы эмоций и пряча их глубоко-глубоко. Сычика-папу нигде не видно, что, впрочем, говорит об удаче – Зурван так не любил этого несносного малого, как две капли похожего на своего отпрыска. Домовёнок успел вобрать в себя все качества, которые меньше всего нравились Отречённому, он впитывал всё подобно губке и определённо назло своему матёрому негласному покровителю.
– Не знаю… – голос его дрожит и срывается по каменным уступам собственной неуверенности, – он не появлялся уже несколько дней…
Этот мелкий «нахал» всё ещё с трудом осознавал всю тяжесть отцовской доли и продолжал летать вкруг да около, бездельник, оставляя своего неокрепшего сына под самостоятельным присмотром. Благо, что о местоположении юнца не прознали разные мелки хищники, не умеющие отказаться от лёгкой наживы. С таким отношением к вещам… С такой безумной беспечностью… Возникал вопрос: как сычик вообще выжил? Его хрупкое тело можно было переломать пополам при желании, а если он вывалиться из гнезда, то итог может быть самый что ни на есть плачевный.
– Вернётся… Он всегда возвращается невесть когда, – раздражённые нотки чувствуются в его голосе, даже то как топорщатся пёрышки на его горле и груди – всё это говорит о том, как же сильно ему хочется избавиться от этой некомпетентной «ошибки природы». Как ни странно, ему всегда везло, и птенец перенял это странное отцовское качество – в какую бы передрягу не ввязывался «начальник» этой крохотной совиной семьи, но всегда выходил сухим из воды, разве что помочив свои крохотные лапки, возможно.
Совушка, милая, маленькая совушка… К сожалению, удача однажды отвернулась от неё, обратив свой взгляд на более «пригожих».
Зурван помнит тот день яснее всех прочих. День, когда она погибла по вине судьбы, которую, увы, не заключишь в лапы, не сожмёшь когти вокруг тонкой шеи… Тело, возлежащее на горном уступе, заросшее пёстрым лишайником, являло собой картину умиротворённую и жестокую – она говорила одновременно о законах той «размеренной» природы, о жизни бесконечной. Она, разумеется, ушла в лучший мир… Заботливая совушка оставила своё наследие в память о весёлой полнозвучной жизни, которую прожила в мире с самой собой.
Отрчённый не сможет допустить ещё одной смерти, разрыва того «мостика», связывающего с самым дорогим созданием во всей его жизни. Её глаза – незримый проводник в мир лучший, в мир без забот и прикрас, прямиком в её широкую привольную душу. Они отданы сычу-домовёнку по праву прямого наследства.

СВЯЗЬ С ВАМИ

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.