СКАЗКА ласточка, сказочная, сказочница

• два солнца стынут, — о Господи, пощади! — одно — на небе, другое — в моей груди •

Возраст: три весны отроду; Вид: собака;  Принадлежность: Орден Света; Должность: охотницей является;

ОТРАЖЕНИЕ

Рост в холке/вес: 74см & 25кг;

Цвет глаз: светлый янтарь;

Окрас: белого цвета волос с подпалами в цвет красного дерева;

Особенности: таковые отсутствуют;

Её маленький тонкий волос не вьётся, не пыжится, лежит мягко – божий одуванчик. Её маленький тонкий волос так легко, будто небрежно, летит по ветру – не поймаешь.
И голос её - дыхание: тихий, шелестящий, ласково-кроткий; иной раз только вскрикнет звонче колокольчика и, звякнув не сильнее прежнего, прикроет губы свои, как ниточки.
А глаза - они же всё несказанное яснее ясного расскажут: и как было, и зачем было, и почему было. Два стёклышка янтарных, через которые - хоть в недра неродственной души. И потом вдруг она станет родной, такой понятливой, такой насыщенно-ясной. Всё будет проще: и дуги её бровей только знание подчеркнут, уточнят.
Но лицо в скулах - матовое. Чужое совсем. Как картина. И всё с тем же видом на полотне: безмятежное, словно от большого терпения и смирения, спокойствие, за которым только рябь прежнего мелькнёт - одиночество, память, ясность поступков и - нелюбимое, но родное каждому пылкому сердцу - ярость.
Такая сильная ярость, которая не губит сердце, а только его закаляет, делает неприступней перед тем, чему она не поклоняется.
И тело - нежно-ласковое, утончённое; ремесло ей - охота, но не бой. Длинная, тонкая, ступающая тихонько, как опытная лесная лань, и бегающая, как старая, удручённая опытом антилопа.
Конечно, гарцующая. И после каждой поимки - с поднятою головою, улыбаясь ласково-скромно, нежно-счастливо.
А в толпе она – первая. Мчится, высовывая своей головы вперёд, стараясь видеть всё: и страшное, и радостное, но главное – волнующее душу и ум. Она подпрыгивает, смущённо-радостная, возбуждённая, и всё ещё остаётся в ритме единого движения, единой охоты. А в горле – этот тихий скулёж-полувизг, взятый из недр ликующего осознания чудесного слияния с единомышленниками. Бег – то, что позволяет жить; охота – то, что позволяет ощущать кисло-сладкий оттенок жизни и призвания. Искусная, ловкая, маневрирующая, клацающая челюстью и преследующая неотрывно, словно родная тень, – это она.

ОСНОВНОЕ

Главные качества: стремление быть; не прекращать гореть – лучшее; жить, жить, стремиться к новому и не бояться лихой перемены – привычка; но главное – щедрость юной души, полной таинственного белого огня, который жалит и греет чужого сквозь нежный взгляд янтарных влажных глаз;

Цели: Ордену Света служить – смысл, однако и гореть, не растрачивая жизни попусту – желание из сильнейших; быть важной, необходимой, возможно [однажды] быть незаменимой где-то и для кого-то;

Фобии: ахлуофобия, алгофобия;

«Раз уж начал – побеждай». Непременно побеждай, несмотря на странные хвори, слабеющие душу и телесность, от которых – невзгоды и беды делаются частыми случаями юной жизни. Рвись. Побеждай. Рвись. Разрывай порочный круг несчастий, словно в последний раз. И будь солнцем – гори ярко.
И будь солнцем – свети далеко.
Но нынче Сказка этого ещё делать не выучилась: огромная душою и порывами своими, она ещё точно не знает, как гореть так, чтобы не опалять случайным своим приближением иного. Но она горит – то важно. Маленькая свеча белого пламени делает темноту ощущений бархатной; она изнутри лоснится, кажется мягкой, доступно-ранимой, несерьёзной, уныло-потешной, по-детски обидчивой. Однако пламя горит, колышется, освещает.
Освещает робко участок маленький, но ведь она обязательно скоро научится греть и гореть для других, а дальше – для всех. Из себя – в мир! Как луч, как яркий пронзительный луч жаркой энергии. Этим лучом – в чужое! В нежное, в женское, в старое, в молодое, в мужское, в важное и в самое маленькое. Чтобы – всем, чтобы – для всех. И ничего – взамен. Бескорыстно, бесплатно, задаром – только берите! Только скажите, что вам это надобно, как глоток кислорода под толщею глубокой воды. Только убедите, попросите, только дыхните, выкиньте нежный взгляд – она молодым огнём сразу же постарается загореться, не дать вашему кострищу превратиться в уголь и пепел.
И потому – щедрая. Ласково отдающая, но не отнимающая у себя; она только делится, однако не отдаёт. И ей обязательно нужно что-то, что позволит гореть дальше: улыбка, дыхание, слово, тепло чужого плеча и взгляд, преисполненный искрой.
Она – фейерверк. Секундный всполох яркого цвета своей души. Вырываясь с хлопком, она озаряет, цепляясь за тёмный уголок неизвестного, как за кусочек отодранного линолеума. Она цепляется, горит, привязывается, а потом тухнет. Тухнет, тухнет, тухнет… Чтобы после вновь обжигать иных руки, губы и сердце.
Рвущаяся и разрывающая. Стремящаяся быть и служить – себе и миру, миру и себе. Вдохновенная, озарённая, сладко-кислая душа трепещет в грудной клети молодого тела. Волнуется, томится, предполагает будущность свою, но предполагает всё робко, наивно, осознавая, как нынешний день важнее следующего. И осознавая, что каждое новое несёт за собою великое: великое ли то горе, великое ли то счастье, великое ли то забвенье. Оно всё – стоящее, непременно нужное. Нельзя ей пережить и выкинуть, совершенно нельзя. Надо жить, надо быть, надо выносить бесценное и благодарить сердце за то, что оно стало на долю сильнее вчерашнего.
И хоть сердце становится сильнее постепенно, словно по кусочку, у него есть жестокий дар. Имя тому дару – память. Она залихватская, полная переживания и волнения; с нею и в ней всё – впервые. Она, будто камень, холодна; любое писанное на этом камне – вечно. И ей, Сказке, этой маленькой Ласточке, жестокий дар, словно родимое пятно: ей не избавиться от него, иначе будет непременно, неизбежно худо. Терпит, а старое полюбовно режет в ночи бьющееся белым огнём сердце. Нещадно, словно в наказание, режет, обрамляя старое новым витком – пережитое можно пережить.
И когда сердце становится слабее, когда обмякает тело, тогда и приходит конец звону струне и падает меч. Но иной раз необходимо, иной раз важно потерять всё, замереть, затихнуть, перестать быть, перестать быть лучом жаркой энергии и греть чужой холод. Иной раз важно сделаться слабой, немощной, заставить гулкий смех в горле обернуться едва слышимым всхлипом носа. Иной раз так важно, так важно…
Бродить, опуская глаз, встречая другие глаза.
И прятать за робостью лица совершенно иное.
Так важно пережить это, чтобы встретить иной – новый – день.
И она переживает; и она каждый раз возвращает себе золото своего белого огня, половодье своего чувства – полного, бурлящего, неисчерпаемого. Она возвращается вновь на поверхность, закрывая врата своего шумящего прошлым Аида, который возрастила сама, как любой другой неопытный и незрелый. Потому что Аид – это тень, следующая неотступно в солнечный день за обликом тела. Потому что в темноте длится то, что сорвалось при свете.
… Но зато от её улыбки цветёт чертополох в декабре месяце.

НАСЛЕДИЕ

Мать ей – охотница, отец ей – жрец. Кровь её – золото.
Тонконогая, гибкая, словно сталь, рвущаяся и рвущая пространство быстрым своим шагом – лёгким и нежным, словно стебель. Она уродилась вместе с дурнопьяном, разделив момент его цвета со своим визгливым рождением слабого тела. Трясущаяся, свёрнутая клубком, вжатая в тёплый, пахнущий кисло-сладким бок. Нежное, тонкое, неприкосновенно-ласковое создание. Её назвали смешно, словно заколдовали, – Сказкою.
Ей бывали рады. Её любили. И нельзя было не влюбиться – в славный, сладкий, нежный возраст, полный покорности и тихого: «Слушаюсь». Она слыла ребёнком, которым могла гордиться любая из семей; её ставили в пример своим непослушным сёстрам и братьям, за что те её невзлюбили уже тогда. Злословя раньше, брезгуя, никто из её родственников-сверстников не брался с ней в игры; и нежный, юный, полный силы и стремления быть возраст прошёл уныло-скучно, самозабвенно. Уже с той поры Сказка выучилась прислушиваться к гулу собственного сердца, которое ещё тогда не распалялось белым пламенем, но уже было готово гореть и греть другого; она внимала себе, стараясь осознать потаённые уголки своего робкого стремления быть. Иной раз мать, завидев дочь, сидевшую в отдалении шумной возни других её детей, лишь кивала головою – ничего старая умная собака не могла сделать с тем, что дочь её, любимую и забавную, не берут в детский хоровод.
Но и Сказка с первых обид отпустила то, что дребезжало на душе от насмешливого взгляда братьев и сестёр; игры – не для неё. Для неё было уготовано иное.
Мать ей – охотница, отец ей – жрец. Кровь её – золото.
И жрец – старый и чистокровный, полный таинственно влекущего знания – заметил её. И они говорили. Говорили много и полушёпотом: она – задыхаясь и краснея, робея в своих вопросах, которых было неисчисляемое множество; он – от небезызвестной старости и умудрённости. Терпеливый его нрав позволил ей знать больше: он учил её читать – то немногое, чем он мог поделиться, он одалживал Сказкиной душе, волнующейся от радости нового и неизвестного; он учил её немного, но кропотливо, придирчиво относясь к каждому её выученному ответу. И он выучил её читать: совсем немного, отдельными слогами, неполными предложениями. Выучил не полностью, не до конца, потому что Охотник разрешил судьбу старого чистокровного жреца иначе.
И отец её испустил дух, подхватив тяжёлый кровавый кашель; скорбь налегла на холодное матовое лицо матери масляным отпечатком – глаза, некогда полные радостной влаги, опустели, вкатились внутрь, высохли и сморщились; тело её, словно от долгого голода, иссохло и сделалось угрожающе тонким. Охотник, забрав душу одного, не успокоил тех, кто ещё не пришёл к нему.
И Сказке осталось одно – «быть как стебель и быть как сталь». Ей осталось одно – смеяться в лицо прохожим и не опускать глаз, встречая другие глаза. Она хотела сделаться сильной – хоть на мгновение – но не сумела. Откровенно – пыталась, рвалась, была рвущей, неукротимой, но всё-таки не смогла, не сумела, не выдержала. Она надтреснула нежную мякоть своего сердца.
И сильной всё же пришлось быть. Даже если она не умела, ей следовало этому учиться: ошибаться, обходить зазубрины, выскакивающих из-под земли и влекущих её книзу, своей слабой воли; и тогда её заметили братья – сильные, но всё же неготовые к потерям, которые только начались на их жизненном пути. Сказка простила их детские хороводы и неопытно-злые языки. И только втроём они сумели понять, как быть сильнее того, что неотвратимо случается с каждым. Дело – в привычке; дело – в смирении; дело – в закалке, которую необходимо заиметь, чтобы не сдаться и не сбиться с жизненного пути.
И только втроём они сумели понять, как быть… И они были. Уже вместе, пытаясь познать друг друга глубже и чувственнее; невзирая на прошлое, благодаря которому между ними пролегла пропасть – страшная и непреодолимая.
И когда пришло время – она приняла решение. Таинственно храня внутри себя сказанное отцом-жрецом, убаюкивая сладким нежным голосом материнский ум, она сказала: «Быть охотницей». И она сумела.
Нынче Сказка – одна из тех, кто всегда впереди мчится навстречу сладкому клокочущему звону общего насыщения. Она мчится вперёд, не зная презрения и страха, зная только одно – что это для счастливого лучшего мгновения, которое случается с ней всегда, стоит ей взять старт – быстрый и лёгкий. Она была рождена для бега – стремительного и бесшумного; она была рождена быть скользящей тенью для того, за кем она мчится. Быстрая, неотступная, рвущаяся и полнимая решимости охотница Ордена Света, верующая в свою счастливую звезду над головой со дня цветения дурнопьяна.

СВЯЗЬ С ВАМИ

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.